Обед не сложился. Сначала барон обрадовался, увидев цветущие лица младших братьев Ирэн, приятно поразился чистоте в доме. Всё было отремонтировано и выглядело ухоженно. А потом случайно в столовую, видимо здесь было принято по-простому, вошла опрятно одетая девушка с ребёнком, которого вела за ручку. Это была очаровательная девочки и неё были глаза матери и золотые кудри её отца. После чего барон резко посмурнел и засобирался.
— Путь неблизкий Леонид Александрович, спасибо за гостеприимство, поеду, Ирэн…
Барон запнулся, словно хотел ещё что-то сказать, но вместо этого лишь произнёс:
— А впрочем, как сочтете нужным…прощайте
Так и не случилось Ирине увидеть супруга Ирэн Виленской. Ей после о визите Виленского рассказала Пелагея и в конце добавила:
— Грустный барон-то, похудевший, сначала вроде хотел тебя дождаться-то, а Танюшку-то увидел и сбёг.
Барон ехал в столицу и уже в пути размышлял о том, почему Ирэн не ищет с ним встречи? Не потому ли, что у неё дочка от Балашова. Виленский корил себя за поспешный отъезд и за то, что он не выяснил у Лопатина что и как. Постепенно сон сморил императорского советника и снова ему снились тёмные, как перезрелые вишни, глаза Ирэн.
О том, что так и не передал законникам прошение о разводе, барон так и не вспомнил. Он ехал в столицу и вёз с собой новинки из Никольского уезда, которые сейчас казались чем-то игрушечным, но это был лишь первый шаг на пути глобальных изменений.
А Ирины действительно не было в поместье этим днём, накануне она получила письмо от Картузова, который сообщил, что сегодня они начинают первую плавку «булатной стали».
Ирина не могла этого пропустить, поэтому встала рано утром и с небольшим отрядом охраны помчалась в поместье к Картузову.
Иван Иванович выглядел взъерошенным, было заметно, что ему самому очень хотелось увидеть, что получится, но он столько раз получал на выходе «пшик», что в этот раз решил, надо проявить терпение. Он видел, что Проша сильно верит в Ирэн Леонидовну, и в разговоре подтвердил, что, возможно, её знания даже больше, чем у него.
Ирэн сказала закупить большое количество графита, да ещё и кремний, и алюминий. Картузов только удивлялся, но закупил. А Проша подтвердил, что это действительно может дать совершенно неожиданный результат.
Печка Феррати в литейной была прообразом настоящей доменной печи, Феррати ещё усовершенствовал её и теперь она плотно закрывалась, обеспечивая возможность высоких температур.
Ирина сразу предупредила, что процесс плавления не быстрый и займёт несколько часов, и время будет зависеть от того какую максимальную температуру удастся достичь и как долго удержать.
Расплавленную сталь планировали разливать в земляные изложницы, а уже потом ковать*.
К моменту приезда Ирины сталь была готова к разливу. Ирина всё думала, как же они буду разливать, но оказалось, что процесс отработан. У Проши был подвешен большой крюк, который наклонял тигель и из него лилась расплавленная сталь.
После того, как заготовки остынут их передадут кузнецам и только после этого можно будет узнать, получилась у Картузова с Прошей булатная сталь или нет.
Виленский вернулся в Москов поздно вечером, отписал императору, и перед тем, как завалиться спать после выматывающей дороги, зашёл к сыну. В своей комнате мальчик был один, тётка уже ушла к себе, отдыхать.
Саша был очень серьёзным мальчиком и в свои 7 лет уже умел читать, писать, бегло говорил на Броттском и Данцигском. Увидев отца, мальчик обрадовался, но не спешил выражать свои чувства. Барон невольно вспомнил непосредственных братьев Ирэн, которые, наплевав на этикет, облепили его и наперебой задавали разные вопросы.