Сообщение заканчивалось подмигивающим смайликом, и Таня, глядя на него несколько секунд, в конце концов решилась.
Завязалась переписка — обо всём и ни о чём. Она рассказывала про свою учёбу, подруг, любимые книги и фильмы, и удивлялась тому, насколько собеседник её понимает. Не было ни одной любимой книги, которую бы не читал Вася и которая не нравилась бы ему точно так же, как Тане. С фильмами дело обстояло чуть хуже, но всё равно — он с интересом слушал её и даже несколько раз смотрел то, что она советовала. Тане было приятно. И каждый раз, когда она видела новое сообщение в социальной сети или на почте, внизу живота появлялось странное сладко-ноющее ощущение…
Василий, как ей тогда казалось, относился к ней с большой душевной теплотой и трепетом. «Был бы я рядом — на руках бы носил», — сказал он однажды, и она смутилась. В то время — спустя два или три месяца после начала их переписки, — она уже очень хотела, чтобы он был рядом. На руках можно и не носить — хотя бы рядом…
Но расстояние между Москвой и Питером не самое маленькое, да и учёба не давала им расслабиться. Несколько раз Василий ненавязчиво заводил разговор о встрече, Таня отшучивалась, и на этом всё заканчивалось. Но перед майскими праздниками он вдруг заявил, что приедет. К ней. На все праздники!
Таня жила в общежитии, в одной комнате с сокурсницей. На каникулах она всегда навещала родных. Майские праздники тоже посвящала семье… но не в этот раз.
Мама, узнав, что дочь не приедет, немного взволновалась, но Таня успокоила её — ничего страшного, просто курсовую работу никак не может закончить, а сдать надо сразу после майских, вот и просидит за компьютером все выходные. Врать нехорошо, но если бы Таня сказала, что к ней приезжает незнакомый молодой человек из Питера — а для мамы Вася однозначно был бы незнакомым, — она бы с ума сошла. И примчалась бы сама — убедиться, что дочери ничего не угрожает.
Василий приехал первого мая. Таня встретила его на вокзале — и поняла, что окончательно пропала, увидев его солнечную улыбку и глаза цвета самого ясного в мире неба. Когда Таня смотрела в них, она забывала, где находится.
Василий шагнул вперёд, взял её за руку и, скользнув ласковым взглядом по её тёмно-рыжим волосам, прошептал, наклонившись к её уху:
— Тебя солнце отметило…
Сердце рвалось из груди от волнения, и Таня не знала, что ответить. Да и не умела она так говорить, как Василий. Ни писать, ни говорить. Она умела только чувствовать.
Они молча спустились в метро, улыбаясь друг другу, как два безумца. Вася не переставал держать Таню за руку и выглядел при этом таким счастливым, словно достал звезду с неба.
Они вышли из метро в центре города и, по-прежнему не размыкая рук, зашагали по улицам. Погода в тот день была чудесной — светило яркое солнце, и не было ни облачка на нежно-голубом небе, и даже люди словно все до единого улыбались, замечая их счастливые лица.
Таня никогда не испытывала ничего подобного. Ей казалось, что их души теперь связаны навек. И связь эту ничем не разорвать…
Удивительно — но Василий словно прочитал её мысли.
— Знаешь, по-моему, я искал тебя всю жизнь. Жил и думал — чего-то не хватает. А не хватало тебя. — Он заглянул ей в глаза и, улыбаясь, продолжил: — Ты — моё сердце и моя душа. Мы теперь навсегда связаны друг с другом.
Таня замирала, слушая всё это, и если бы люди умели летать, она бы в тот момент обязательно взлетела бы. И закружилась в воздухе от счастья и восторженной первой любви.
Потом Вася делал тот снимок со связанными лентой руками — и сразу после того, как они с Таней насмотрелись на результат, он впервые поцеловал её.
Она целовалась и раньше… но всё было не так. Этот поцелуй словно поставил на ней печать — печать принадлежности именно Василию. Ему Таня отдала и сердце, и душу.
Кто же знал, что пройдёт совсем немного времени — и окажется, что Васе не нужны ни её сердце, ни душа. Несмотря на все его слова. И Таня, словно Русалочка, превратится в морскую пену…
А затем воскреснет. Не ради себя — ради Яси.