Принцесса из села 2

Он молчал.

— Я люблю тебя, — наконец сказал он. Сказал так тихо, сам с трудом услышал собственные слова.

Она не стала переспрашивать. Если и не услышала, то прекрасно всё поняла. Ответа не последовало. Девушка развернулась, пытаясь спрятать слёзы, и, поднимаясь по лестнице, скрылась из вида.

Герман сел обратно. Он сунул руку в карман и достал кольцо. Все эти два месяца он ждал подходящего случая, чтобы сделать ей предложение. Но все эти два месяца он на столько был занять своей дурацкой кампанией — которая в итоге всё равно развалилась, — что у него даже не оставалось времени на мысли о Веронике. И каждый раз, когда он приходил домой в полночь, он часто стоял возле кровати, любуясь её красотой. Он знал, что поступает неправильно, знал, что должен уделять ей больше времени, но всё это он знал где-то глубоко внутри, в то время как на поверхности он думал только о кампании. И кольцо… дурацкое кольцо… Только сейчас он понял всю его ценность. Потому что до этого самого момента его ценность заключалась только в том, что оно, по идее, должно было примерить его с Вероникой. Смогло бы смягчить её злобу и дало бы ему ещё немного времени, чтобы он мог и дальше заниматься своими проблемами в офисе. Но сейчас он понимал, что это огромный шаг. Это шаг, для совершения которого, теперь придётся сильно постараться…

Герман вернул кольцо в карман и всё же решился открыть конверт.

Вынув письмо, он разворачивал его так медленно, как только мог — всё ещё сомневался, стоит ли вообще читать. Наконец он увидел первые буквы, написанные от руки — пути назад не было.

«Дорогой сын», — именно с этих слов начиналось послание. Герман невольно усмехнулся такой трактовке. «Дорогой сын… Какая же глупость», — подумал он про себя и снова вернулся к письму.

«Дорогой сын, я хочу извиниться перед тобой за всё, что я сделал. Я никогда не был хорошим отцом и никогда этого не скрывал. Но я всегда понимал, что наши чувства взаимны.

Я мог бы долго оправдываться за смерть твоей матери, за попытку… твоего убийства. Но на моей душе так много грехов, что одними извинениями мне не отделаться. Всё, что я могу сейчас сделать — единственное, чем я могу тебе помочь, — предупредить тебя. Предупредить, чтобы ты был осмотрительнее. Я хочу, чтобы ты доверял тем людям, которые тебя окружают. Та девушка, с которой ты сейчас встречаешься — она не так проста, как ты думаешь. У неё есть опасные родственники. Я знаю это. Знаю, потому что привык быть осторожным. Я слежу за каждым, кто имеет малейшую возможность навредить мне. Я слежу даже за тобой, дорогой сын. Ты ведь и сам уже понял это, верно? Но знаешь, что самое смешное во всей этой истории, дорогой сын? Как бы я не следил за своим окружением, на сколько бдительным бы я не был, проблема в том, что меня подставил человек, которого я подпустил ближе всего. Именно поэтому, дорогой сын, я прошу тебя быть внимательнее с той девушкой — Вероникой.

Я знаю, что, если ты читаешь это письмо, наверняка ты уже в ситуации, из которой не выбраться. Наверняка, к тебе уже пришёл тот, от чьих рук я погиб. Но я верю… верю, что ты справишься. Как бы я не пытался этого отрицать, в тебе течёт моя кровь. Как бы ты не желал этого — ты ребёнок своего отца. И если тебе всё же удастся выжить после этого, я прошу тебя об одном — будь внимателен. Не подпускай к себе тех, кому не доверяешь до конца.

Это всё, что я хотел бы сказать тебе, дорогой сын. На этом наша с тобой история заканчивается. Я никогда не был хорошим отцом, но всегда знал, что из тебя вышел бы отличный сын. Сын, которого у меня никогда не было…

С любовью. Отец»

Герман свернул письмо. Он отложил его на стол, а сам же откинулся на спинку. Он не думал. Это странное послание возымело на него эффект разорвавшейся атомной бомбы. В нём не осталось никаких мыслей, никаких эмоций, никаких чувств. Он просто не знал, как реагировать, поэтому замер в одной позе, не в силах пошевелиться. Даже зрачки замерли в одном положении.

— Как же я устал… — послышалось со стороны главного выхода. Герман узнал голос Степана. Но он до сих пор не мог шевельнуться. — Как же я устал ждать, когда ты прочтёшь это проклятое письмо.

Наконец Герман нашёл в себе силы шевельнутся и повернуть голову в сторону брата. Степан шёл медленно. С едкой ухмылкой на лице. Он аккуратно накручивал глушитель на ствол пистолета.

Глава 21

Вероника.

На истерический крик Дианы сбежались все. Когда же я собственными глазами увидела Германа, лежащего на диване, пропитанном кровью, в груди что-то кольнуло. Чем ближе я к нему подходила, тем сильнее становились уколы. Следующим, кто завизжал, оказалась Ира. После нескольких секунд душераздирающего визга, подруга отключилась, чудом не упав на пол и не разбив себе голову — её подхватил стоящий рядом Михаил.

— К… к-к… к…

Как это вышло? — хотела сказать я, но выходило совершенно не то. Диана тряслась в припадке, глядя на брата. Очень быстро я поняла, что ждать ответа от неё не стоит.