Хриплый ветер завывал и стонал, разрывая куртку Джулиана и капюшон с меховой подкладкой. Его глаза слезились, а из носа текло. Он пригнул голову вниз, смахнул перчаткой снег с очков, но это оказалось бесполезно. Он едва мог видеть.
Но ему и не нужно видеть. Он точно знал, куда идет.
Припаркованный снегоход замер на мосту через реку Фолл-Крик. Джулиан стоял у ограждения, защищаясь от ветра и глядя на замерзшие просторы реки.
Прямо под ним вода глубоко вздымалась, течение в этом месте усиливалось. Темный лед был тонким.
Он сдвинул рюкзак с плеча, расстегнул молнию и достал кирпич. Взял его в руки. Тот был тяжелым и прочным. Идеально подходит для его целей.
Ярость бурлила в его жилах. Горечь и негодование. После всего, что Джулиан сделал для своей матери. Для этого города.
Всю свою жизнь он только и делал, что угождал ей.
Он ненавидел быть копом. Ему не нравилось жить в тени своего старшего сводного брата. Гэвин Пайк всегда оставался любимчиком. Тот, кто охотно делал все, что пожелает Розамонд Синклер, и даже больше.
Но Пайк исчез бесследно. Возможно, он никогда не вернется.
Джулиан попытался изобразить что-то вроде беспокойства, тревоги или печали, но не смог. Как считал Джулиан, его брату лучше исчезнуть навсегда.
Пайк — психованный ублюдок. Он всегда был таким.
Не имело значения, как он скрывал свою жестокость перед публикой. Джулиан знал, кто он такой. На что он способен. Как ему нравилось причинять боль тем, кого он считал ниже себя.
Меньших, слабых, младших братьев, например.
Но Джулиан недолго оставался слабым и маленьким. Он вырос сильным. Мощным. Пайк оставил его в покое на долгие годы. Но Джулиан не забыл.
Боль трудно забыть. Вывих запястья. Сломанный палец или два.
Впрочем, ни тогда, ни сейчас не имело значения, что творил его брат. Он всегда оставался любимчиком их матери.
Разве Джулиан не делал все, что мог, с тех пор как начался весь этот кризис? Все, что хотела суперинтендант. Когда она потребовала, чтобы он прыгнул, Джулиан просто спросил, как высоко. Он прекрасно справился с ролью заместителя своего брата.
Он сделал то, что нужно матери, еще до того, как она попросила. Он разобрался с каждой угрозой. Разве не исчезла и отягчающая проблема шефа Бриггса?
Его неприязнь к Пайку всегда таилась в глубине души. К Аттикусу Бишопу он питал отвращение. Теперь в нем зародилась новая ненависть.
Когда, наконец, настал момент, чтобы обрести заслуженную славу, Ноа Шеридан проскользнул, как крыса, и украл ее прямо у него из-под носа.