Я пересекаю кухню и хватаю Фрэнки за рубашку обеими руками.
— Прекрати! Просто прекрати. Или я…
Фрэнки смотрит на меня, яростно моргая. В уголках его глаз блестит влага.
— Или что? Ударишь меня?
Его слова поражают меня. Сильно. Я отцепляю пальцы от его рубашки, спотыкаюсь.
— Нет. Я не буду тебя бить. Как ты мог подумать такое? Мы же семья.
Черты лица Фрэнки непостижимы.
— Мы не семья.
— Да, мы семья, и мы не причиняем друг другу боль. Для нас так не будет. Больше нет.
Он качает головой, лицо кривится, как будто сейчас закричит или разрыдается. Вместо этого он убегает в свою комнату и захлопывает дверь.
Я просто стою там, глядя ему вслед.
— Прости, — говорю, хотя брат меня не слышит. И тут до меня доходит, почему Фрэнки и Аарон так яростно защищают наших родителей. Потому что я сделала это. Я сделала свою работу как нельзя лучше. Я научила их быть маленькими и тихими, исчезать в своей комнате, когда начинались ссоры, распознавать предупреждающие знаки, интонацию в голосе Фрэнка, темный блеск в его глазах. Они никогда не видели остального, самого страшного.
Аарон подходит ко мне, переплетает свои пальцы с моими.
— Мне нравится не бояться. — Его голос тихий и мягкий.
Они не знают. Они не знают, как все было плохо. Я их защитила. Они будут помнить о Фрэнке и ма только хорошее. У них будут свои воспоминания, искаженные, как будто увиденные через мутное стекло. И я не собираюсь рассказывать им правду. Я оставлю им это.
Я сжимаю его руку.
На следующий день я направляюсь на химию, когда меня кто-то дергает за руку. Это Жасмин, она стоит одна, скрестив руки на груди. Ее лицо бледное под макияжем. Вокруг рта скопление прыщей.
— Можно с тобой поговорить?
— Разве ты уже не разговариваешь?
— Я не знаю, что сказать. Прости.