Дверь открылась, и я замерла в полном напряжении. Вошел Джеффри, одетый в белый костюм с бейджиком. Мое зрение затуманилось, когда он подошел ближе, и я издала сдавленный звук страха. На его бейджике был логотип Уиттингтона. О, Боже, о нет. Что происходит?
— Чего ты хочешь? — спросила я. — Почему я связана? — я потянула за веревку. Мой голос звучал хрипло, искаженно, как будто я слушала его из-под воды.
Он присел на край кровати и поднес палец к моей щеке, погладив ее.
— Ты такая красивая, Лили, — сказал он. — Такая красивая, но такая поврежденная. Такая больная.
— Я не повреждена, — попыталась сказать я, но не была уверена, удалось мне это или нет. Он продолжал смотреть на меня с таким неприкрытым голодом, или это был гнев? Я не могла сказать. Это было точно так же, как с тем другим мужчиной — тем, кто причинил боль моей матери. Мир вокруг меня пульсировал, детали комнаты превращались в черные очертания нацарапанного рисунка. Я застонала.
— Ну, ну, — сказал он. — Я не возражаю, что ты повреждена. Мне это нравится, Лили. Мне это очень нравится. — Он наклонился и поцеловал меня, исследовав языком мои губы. У него был вкус сигарет и несвежего дыхания. Я почувствовала, как к горлу подступила желчь.
Я повернула голову, выдавив из себя слово «нет» так резко, как только могла, но вышло скорее шепотом, чем воплем. Гнев вспыхнул на его лице, и он поднял руку, чтобы дать мне пощечину. Я приготовилась к этому, но внезапно где-то в другом конце дома хлопнула дверь, и он оглянулся через плечо.
— Я вернусь, — сказал он, быстро встав и выйдя из комнаты. Я попыталась закричать, но мой голос, похоже, не слушался.
А что, если шум издавала не моя бабушка? Что, если это была просто хлопнувшая дверца машины или что-то в этом роде? Была ли она вообще здесь? Заставил бы ее вернуться крик? Мне нужно было освободиться.
Я потянула за путы, но узлы были тугими. Он оставил в них просадку, но не большую. Мне нужен был инструмент… что-нибудь… Я лихорадочно огляделась. На прикроватном столике не было ничего, кроме лампы, ничего, до чего я могла дотянуться. Я почувствовала, как слезы жгли мне глаза.
О, Боже, нет.
Судорожно вздохнув, я лежала неподвижно. Мои глаза внезапно распахнулись.
Наконечник стрелы.
Он был в кармане моей рубашки.
Пожалуйста, пожалуйста, не допусти, чтобы он выпал.
С некоторым усилием я привела себя в сидячее положение, мир потускнел от моих усилий. Я глубоко вздохнула, вернув некоторую ясность.
Ладно, хорошо.
Согнув запястье так, что мне показалось, словно оно вот-вот хрустнет, и вытянув руку, я ухватилась за край маленького кармана. Со свистом выдохнула и напряглась еще немного, на лбу выступил пот от напряжения и боли в согнутой руке. Когда мои пальцы коснулись края наконечника стрелы, волна надежды взорвалась во мне, и я оттолкнулась дальше… дальше, мой указательный и большой пальцы вцепились в тонкий, как бумага, край, как клещи.
Он все еще был там. Он все еще был там.
Я воспользовалась моментом, чтобы попытаться расслабиться, мое сердцебиение немного замедлилось, а дрожь уменьшилась. Я медленно подняла руку вверх, сжав двумя дрожащими пальцами самый край наконечника стрелы. Когда полностью достала его из кармана, то медленно повернула руку и позволила ему упасть мне на ладонь второй руки, крепко сжав ее и испустив хриплый вздох победы. Капелька пота скатилась по моей щеке. Мне показалось, что я услышала шаги наверху, лязг чего-то металлического о металл. Крепко ухватившись за наконечник стрелы, я сильно сжала его, повернув руку к веревке на раме, чтобы начать распиливать ее. Наконечник стрелы выглядел таким хрупким, как будто малейшее давление могло сломать его, но он не сломался. А начал перепиливать волокна веревки, и я чуть не заплакала от облегчения. Теперь мне просто нужно было время. Я увеличила свои усилия, перепиливая веревку быстрыми движениями.