Тем временем Чэнь Дусю доносил в Москву: «Большая часть рабочих – это ремесленники, еще состоящие в старых ремесленных цехах. Их мышление еще вполне патриархальное, к политике они относятся отрицательно. Они аполитичны. Количество современных рабочих очень мало, и хотя среди этих рабочих начинает развиваться политическое сознание, их требования не идут дальше прямого улучшения их положения и свободы для их организаций. Если мы попытаемся заговорить с ними о социализме и коммунизме, они испугаются и отдалятся от нас. Лишь очень немногие вступают в нашу партию, и то лишь через дружеские связи. Еще меньше число тех, кто понимает, что такое коммунизм, коммунистическая партия»[41].
В начале 1922 года группа общественных деятелей Китая, среди которых преобладали коммунисты, участвовала в съезда народов Дальнего Востока, проходившем в Москве. На съезде Ленин при встрече с китайской делегацией особо подчеркнул важность сотрудничества Гоминьдана и компартии. По возвращении Чжан Готао доложил в Центральное бюро КПК, что «большинство руководителей в Москве считают, что китайская революция должна быть направлена против империализма и внутренних милитаристов и реакционеров, которые находятся в сговоре с ним… Китайская революция должна объединить усилия различных групп революционных сил всего Китая. И в результате должно быть установлено сотрудничество между КМТ [Гоминьданом] и КПК. Ленин сам подчеркнул этот момент»[42].
12 августа 1922 года в Китай вернулся Маринг с инструкцией секретаря Исполкома Коминтерна Карла Радека о вступлении коммунистов в Гоминьдан, но с сохранением полной независимости и выходом из Гоминьдана тогда, когда компартия станет массовой партией. Также Маринг привез директиву главы Дальневосточного отдела Исполкома Коминтерна (ИККИ) Г.Н. Войтинского, предписывавшую «проводить всю свою работу в тесном контакте с тов. Филиппом», т. е. Марингом[43]. 25 августа Маринг посетил Сунь Ятсена. Суню представитель ИККИ сообщил, что Коминтерн советует КПК объединиться с Гоминьданом. Сунь согласился.
29–30 августа 1922 года под сильным нажимом Маринга, пригрозившего отлучить несогласных от Коминтерна и связанного с ним финансирования, ЦИК КПК на совещании в Ханчжоу согласился на вступление коммунистов в Гоминьдан для организации единого антиимпериалистического фронта. А зарубежное финансирование было чрезвычайно важно для китайских коммунистов! Без него они бы просто не смогли работать. В 1921 году Коминтерн предоставил КПК 16 650 китайских долларов, сами же коммунисты собрали только 1000 долларов. В 1922 году Коминтерн дал 15 000 долларов, КПК же не смогла собрать ни доллара. По мере роста рядов и вплоть до середины 30-х годов КПК могла функционировать, только получая помощь Кремля в размере не менее 30 тысяч американских долларов в месяц. Из этих денег оплачивался даже труд технических секретарей партийных организаций. В январе 1923 года Сунь Ятсен ввел коммунистов в руководство Гоминьдана, и после этого Москва стала поддерживать Гоминьдан.
Вплоть до апреля 1923 года Мао продолжал работу в Хунани. В ноябре 1922 года Маринг в письме главе Коминтерна Г.Е. Зиновьеву назвал партийную организацию Хунани лучшей в Китае.
24 октября 1922 года Кайхуэй родила сына, которого назвали Аньин (ань – берег, ин – герой). Имя младенцу подобрал сам Мао, очень довольный рождением первенца. Назвав его Аньин, Мао имел в виду героя, достигшего берега социализма. Но сыном Мао не занимался, поскольку был поглощен партийной работой.
Тем временем в местечке Цзянъянь, северном пригороде Ханькоу, милитарист У Пэйфу устроил расправу над бастовавшими железнодорожниками, многие были убиты и ранены. Мао в ответ организовал всеобщую забастовку на Чанша-Учанской железной дороге. Сянский райком совместно с общественными организациями Чанши провел антияпонскую демонстрацию, в которой участвовало около 60 тысяч человек. В апреле 1923 года губернатор Хунани милитарист Чжао Хэнти, с которым ранее Мао вполне ладил, отдал приказ о его аресте. Главе хунаньских коммунистов пришлось бежать. Он отбыл в Шанхай для работы в центральном аппарате партии. Но Чэнь Дусю еще в марте выехал в Кантон для установления связи с Сунь Ятсеном. Туда же должен был отбыть и ЦИК КПК, вместе с которым Мао прибыл в Кантон в начале июня.
За несколько дней до отъезда из Чанши Мао писал на страницах издававшегося Университетом самообразования журнала «Синь шидай» («Новая эпоха») следующее: «Если мы посмотрим на влиятельные группировки внутри страны, то увидим, что их три: революционно-демократическая, нереволюционно-демократическая и реакционная. Главной силой революционно-демократической группировки, конечно, является Гоминьдан; набирающая силы коммунистическая группировка сотрудничает с ним… Коммунистическая партия на время отказалась от наиболее радикальных взглядов, чтобы установить союз с относительно радикальным Гоминьданом… Это – источник мира и объединения, мать революции, магический эликсир демократии и независимости»[44].
По словам Маринга, Мао удручало то, что во всей Хунани с населением в 30 миллионов человек в профсоюзы вступило не более 30 тысяч, а потому «он махнул рукой на организацию рабочих и был настроен настолько пессимистически, что видел единственное спасение для Китая в российской интервенции»[45]. Но, возможно, Маринг сгустил краски, и Мао не столь пессимистически смотрел на перспективы китайской революции. Его воодушевил III съезд КПК, проходивший с 12 по 20 июня 1923 года в Кантоне. 40 делегатов представляли 420 членов партии, 110 из которых находились в тюрьмах. Женщин было 19 человек, а рабочих – 164. Более половины членов партии находились в Хунани, в организации, которую возглавлял Мао. Гоминьдан, хотя и значительно превосходил по численности КПК, имел сильные позиции в районе Кантона и в Шанхае. В тех же провинциях, где имелись ячейки КПК, гоминьдановцев либо не было, либо они уступали в численности коммунистам. На съезде Мао говорил, что «в Гоминьдане доминирует мелкая буржуазия… Мелкая буржуазия может временно возглавлять [революцию]. Вот почему нам следует вступить в Гоминьдан… Нам не надо бояться вступления… Крестьяне и мелкие торговцы – хороший материал для Гоминьдана»[46]. Мао впервые избрали в состав ЦИК, причем он получил 34 голоса – больше было подано только за Чэнь Дусю (40 из 40), Цай Хэсэнь и Ли Дачжао (по 37). Мао вошел также в узкое Центральное бюро из 5 человек. Главное же, он был избран секретарем и заведующим организационным отделом ЦИК.
Мао занялся и новым для себя крестьянским вопросом. Крестьянский труд он знал не понаслышке – сам работал в поле с шести лет, несмотря на то что его отец был довольно богатым человеком и нанимал батраков. Мао заявил на съезде: «В любой революции крестьянский вопрос являлся самым важным… Во все века китайской истории все восстания и революции опирались на крестьянские мятежи. Причина того, что Гоминьдан имеет базу в Гуандуне, заключается просто в том, что в его распоряжении находятся армии, состоящие из крестьян. Если китайская компартия тоже сделает упор на крестьянское движение и мобилизует крестьян, ей не составит труда достичь того, чего достиг Гоминьдан»[47]. Это вполне совпадало с директивой ИК Коминтерна, которая была приурочена к съезду, но прибыла только 18 июля: «Национальная революция в Китае и создание антиимпериалистического фронта необходимо будет сопровождаться аграрной революцией крестьянства против остатков феодализма. Только в том случае эта революция сможет быть победоносной, если в движение удастся вовлечь основную массу китайского населения – парцеллярное крестьянство»[48].
Вскоре после III съезда Мао вступил в Гоминьдан. Москва тем временем выделила Гоминьдану тайную финансовую помощь в 2 млн золотых рублей. В июне 1923 года в Кантон выехала первая группа советских военных советников для формирования гоминьдановской армии. В августе 1923 года М.М. Бородин сменил Маринга в качестве представителя Коминтерна при ЦИК КПК, одновременно являясь «высоким советником Гоминьдана» при Сунь Ятсене.
В конце июля 1923 года Мао вернулся из Кантона в Шанхай. Он считал, что «Сегодня в Китае вопрос национальной революции – единственный политический вопрос. Использовать силу народа для свержения милитаризма и находящегося с ним в сговоре иностранного империализма – вот историческая миссия китайского народа… Мы должны сейчас объединить народ всей страны в революционном движении… Очень важно, чтобы мы объединились и вместе боролись против общего врага за общие интересы… Мы все должны верить в то, что единственный путь спасения самих себя и всей нации – в национальной революции»[49].
В сентябре 1923 года Мао вернулся в Чаншу, чтобы помочь создать в Хунани ячейку Гоминьдана, чему мешали местные коммунисты. Между тем губернатор Хунани Чжао Хэнти при поддержке У Пэйфу одержал победу над милитаристом Тань Янькаем, которому симпатизировал Мао. Чжао Хэнти ввел военное положение, закрыл Университет самообразования, распустил Федерацию профсоюзов и отдал приказ об аресте Мао Цзэдуна. Тот ушел в глубокое подполье и стал пользоваться псевдонимом Мао Шишань («Каменная гора»). 13 ноября 1923 года Кайхуэй родила второго сына, которого назвали Аньцин («Молодец, достигший берега социализма»).
К концу декабря в Хунани насчитывалось 500 гоминьдановцев, но наибольшую активность среди них проявляли члены компартии. В исполнительном комитете провинциальной организации их было семь из девяти. Мао избрали делегатом на I съезд Гоминьдана, который открылся в Кантоне 20 января 1924 года. В тот момент в Кантоне, а также в провинциях Цзянси, Хунань и Хубэй насчитывалось более 11 тысяч членов Гоминьдана, в том числе в Кантоне 8218 членов. В КПК же состояло чуть более 100 человек. В съезде Гоминьдана участвовали 165 делегатов из 298, в том числе 23 коммуниста. По рекомендации Сунь Ятсена подавляющее большинство участников съезда проголосовали за вступление коммунистов в Гоминьдан. 10 коммунистов были избраны в ЦИК Гоминьдан, состоявший из 24 членов и 17 кандидатов, включая Мао.
В начале1924 года в Шанхае на территории французской концессии Мао и еще несколько активистов учредили Шанхайское бюро Гоминьдана. Французский полицейский инспектор, получив немалую взятку, обещал предупреждать гоминьдановцев о возможных акциях французских властей против них. В марте в качестве представителя ЦИК КПК Мао присутствовал на пленуме Центрального исполнительного комитета Социалистического союза молодежи в Шанхае, где познакомился с представителем Исполкома Коммунистического интернационала молодежи С.А. Далиным, который с тревогой писал Г.Н. Войтинскому, направленному в Китай в ноябре 1924 года: «Ты услышишь здесь от секретаря ЦК Мао (не иначе как ставленник Маринга) такие вещи, что у тебя волосы дыбом встанут. Как, например, [о том, что] Гоминьдан есть и была пролетарской партией и должна быть признана Коминтерном как его секция. По крестьянскому вопросу – классовую линию нужно бросить, среди бедного крестьянства нечего делать, нужно связаться с помещиками и чиновниками (шэньши) и т. д. Этот тип был представителем Партии в Союзе молодежи, и эту точку зрения он настойчиво, но, к счастью, безуспешно пытался проводить на пленуме Союза. Я послал письмо в ЦК партии с просьбой назначить нового представителя»[50]. Далина возмутил отход Мао от «классового подхода» и готовность сотрудничать с помещиками и чиновниками. С 1923 года СССР поставлял Гоминьдану оружие и деньги. В Кантоне работали более 20 советских военных советников, которые помогли создать официально открытую в июне 1924 года школу (или академию) Вампу на небольшом острове Чанчжоу недалеко от Кантона, готовившую офицерские кадры Национально-революционной армии Гоминьдана. На ее создание Москва выделила Сунь Ятсену 900 тысяч рублей. Во главе школы Сунь Ятсен поставил одного из своих ближайших соратников – генерала Чан Кайши. Начальником же политотдела школы стал коммунист Чжоу Эньлай, только что вернувшийся из Франции, а в дальнейшем ставший одним из ближайших соратников Мао.
В декабре 1924 года Мао из-за болезни вернулся из Шанхая в Чаншу на лечение, а в начале февраля 1925 года уже был на своей родине Шаошани. Родители к тому времени давно умерли. Здесь Мао провел семь месяцев и вел марксистскую пропаганду среди крестьян. Весной 1925 года Мао вместе с товарищами удалось создать в округе более 20 крестьянских союзов и две вечерние крестьянские школы. Он также учредил ячейку КПК и небольшую комсомольскую группу.
12 марта 1925 года от рака печени скончался Сунь Ятсен. Генерал Фэн Юйсян, бывший подчиненный У Пэйфу, в октябре 1924 года восстал против своего командующего, объявил себя сторонником Сунь Ятсена и занял Пекин. Он обратился за помощью к СССР. Вскоре к Фэну прибыли советские военные советники. В конце марта 1925 года армия Гоминьдана под командованием Чан Кайши одержала ряд побед, установив над восточной частью провинции Гуандун. В июне Чан подавил мятеж в юньнаньских и гуансийских войсках, подчинявшихся Гоминьдану.
15 мая 1925 года в Шанхае японец застрелил рабочего-коммуниста, организовавшего забастовку на японском предприятии. В связи с этим состоялась демонстрация протеста, которую расстреляли английские полицейские на центральной Нанкин-роуд. 10 китайцев были убиты и несколько десятков ранены. Тогда в Шанхае забастовали 200 тысяч человек. Для подавления забастовки на берег высадилась американская, английская и итальянская морская пехота. В новых столкновениях погиб 41 китаец и 120 были ранены. Забастовки на принадлежащих иностранцам предприятиях распространились на другие китайские города. Кантонское правительство поддержало забастовки. Летом 1925 года было сформировано Национальное правительство Китайской Республики во главе с преемником Сунь Ятсена левым гоминьдановцем Ван Цзинвэем. Войска Гоминьдана были сведены в единую Национально-революционную армию (НРА) Китая из 8 корпусов. Командиром 1-го корпуса, сформированного из курсантов Вампу, стал Чан Кайши. Мао на базе крестьянских союзов организовал общества «Отомстим за позор!». Он вместе с товарищами формировал молодежные агитационные бригады, которые пропагандировали в деревнях бойкот иностранных товаров – на этот раз всех, а не только японских, как это было в 1919 году. Иностранные товары продавались беспошлинно и подрывали китайскую промышленность. Чжао Хэнти издал приказ об аресте Мао Цзэдуна по обвинению в провоцировании аграрных беспорядков. Друзья заранее предупредили Мао о грозящем аресте, и он успел бежать. Один из служащих уездной администрации, знавший Мао, случайно прочел полученный его начальником приказ губернатора: «Немедленно арестовать Мао Цзэдуна. Казнить его на месте»[51]. Мао в закрытом паланкине под видом врача незамедлительно покинул Шаошаньчун и выехал в Чаншу, а в начале сентября отправился в Кантон, куда добрался в середине месяца. Из-за приступа неврастении он сразу же лег на две недели в госпиталь.
Осенью 1925 года Мао говорил: «Я верю в коммунизм и выступаю за социальную революцию пролетариата. Но гнет, как внутренний, так и внешний, который мы испытываем сейчас, не может быть уничтожен силами одного класса. Я выступаю за то, чтобы осуществить национальную революцию, в которой пролетариат, мелкая буржуазия и левое крыло средней буржуазии будут сотрудничать в целях реализации трех народных принципов Китайского Гоминьдана для того, чтобы свергнуть империализм, милитаристов, классы компрадоров и дичжу (то есть китайской крупной буржуазии и правого крыла средней буржуазии, которые тесно связаны с империализмом и милитаристами), и для того, чтобы установить совместное правление пролетариата, мелкой буржуазии и левого крыла средней буржуазии, то есть правление революционных народных масс»[52].
В начале октября Ван Цзинвэй пригласил Мао исполнять обязанности заведующего отделом пропаганды в ЦИК Гоминьдана. Он также редактировал журнал отдела пропаганды «Чжэнчжи чжоубао» («Еженедельник “Политика”»). Тем временем в Москве решили, что КПК должна не только стать массовой партией, используя для этого пребывание в Гоминьдане, но и захватить власть в Гоминьдане в союзе с левыми гоминьдановцами. В мае 1925 года Сталин в речи на юбилее Коммунистического университета трудящихся Востока (КУТВ) заявил: «В странах вроде Египта или Китая, где национальная буржуазия уже раскололась на революционную и соглашательскую партии, но где соглашательская часть буржуазии не может еще спаяться с империализмом, коммунисты уже не могут ставить себе целью образование единого национального фронта против империализма. От политики единого национального фронта коммунисты должны перейти в таких странах к политике революционного блока рабочих и мелкой буржуазии. Блок этот может принять в таких странах форму единой партии, партии рабоче-крестьянской, вроде “Гомин[ь]дан”, с тем, однако, чтобы эта своеобразная партия представляла на деле блок двух сил – коммунистической партии и партии революционной мелкой буржуазии. Такая двухсоставная партия нужна и целесообразна, – подчеркнул он, – если она не связывает компартию по рукам и ногам… если она облегчает дело фактического руководства революционным движением со стороны компартии. Такая двухсоставная партия не нужна и не целесообразна, если она не отвечает всем этим условиям, ибо она может повести лишь к растворению коммунистических элементов в рядах буржуазии, к потере компартией пролетарской армии»[53].