– Бежим! – уводила ее Фирангиз.
– Там Азер, он может погибнуть, я буду ждать его на берегу. – Голос Офы дрожал. – Ты, Фирангиз, иди.
Корабли подходили все ближе. С берега уже были различимы силуэты снующих по палубе людей.
– Да идем же, Офа! – пыталась увести с берега подругу Фирангиз.
– Нет, я останусь, там Азер, иди, – не унималась Офа.
Фирангиз торопилась уйти от опасности. Она попыталась увести и детей Офы, но те, не желая уходить от матери, еще больше разревелись.
Офа осталась на берегу. Вот уж весла судов коснулись прибрежных камней, и ступили на ширванскую землю люди неизвестного ей враждебного племени. Вот уж смешалось оно с бегущей прочь от берега толпой местных жителей, и полетели первые меткие стрелы, послышались крики схваченных за волосы женщин, стоны ударенных в грудь стариков, плач ничего не понимающих детей. Кто они, люди незнакомого племени? Что нужно им на земле Ширвана?
Офа очнулась от оцепенения, когда перед ней вырос огромный русоволосый детина, необхватный в плечах, с хищным взглядом, пожиравшим ее. Он схватил ее за шею, дико скаля зубы. Дети в страхе визжали. Отпихнув их ногой от юбки матери, он потащил ее куда-то к старой перевернутой лодке. Офа еще сжимала в руках младенца, но в следующее мгновение детина безжалостно вырвал его из рук матери и швырнул на прибрежную гальку…
Фирангиз спешно, как могла, уходила от своего дома туда, за огороды, за виноградники, за городские стены, за которые уже проникли кровожадные чужеземцы. Там было спокойнее. Она спряталась за большим валуном в листве раскидистого кустарника в узкой изложине и, прижав к себе ребенка, сидела, тихо плача, пока звезды не покрыли небо. Ночь была безлунна, лишь в стороне Шабрана виднелись розовые зарницы пожаров, да ветер доносил едва уловимый запах гари.
Офа не замечала ни наступившей ночи, ни бушевавших за ее спиной пожаров, ни криков. Она не видела ничего вокруг себя. Униженная, она сидела на холодной прибрежной гальке, без слез склонившись над мертвым младенцем. Среди одиноких лодок рыбаков, добравшихся до берега, ее Азера не было…
Утром Фирангиз, оставив на свой страх и риск спящую дочку, отправилась в город. Стараясь остаться незамеченной, Фирангиз осторожно пробиралась вдоль огородов к своему дому. Спрятавшись за раскидистой чинарой, что росла неподалеку, она увидела во дворе Офы чужаков. Грубо толкнув ногой калитку, один из грабителей выводил со двора скотину, другой выносил из жилища шерстяной ковер, который Офа сплела совсем недавно и хотела вести на ярмарку на продажу. Еще один здоровенный верзила, перемахнув тяжелой большущей ногой через плетень, повалил его наземь и направился с зажженным факелом к ее, Фирангиз, дому. Стон рвался у женщины из груди, но, подавив в себе боль безысходности, она все же решилась спуститься на берег. Город опустел. Жителей видно не было, лишь убитые попадались ей по дороге. Спрятавшись на берегу за старой лодкой, она огляделась. Берег был усыпан мертвыми телами. С ладей и на ладьи то и дело поднимались и опускались те, кто вчера был принят за мирных торговцев. Они несли, кто что мог – баранов, ковры, серебряную посуду. Не гнушались и утварью – медными тазами да глиняными мисами. Сердце Фирангиз сжалось, она увидела на плече здоровущего мужика отчаянно сопротивляющуюся девичью фигурку.
Совсем недалеко от лодки Фирангиз увидела Офу, склоненную над мертвым тельцем ребенка. Теперь уже не раздумывая, она схватила ее за руку и потащила за собой туда, за огороды и виноградники, к большому валуну, подальше от разоряемого города.
Правитель Ширвана эмир Идаят Халид две ночи провел без сна. Покрасневшие глаза его ввалились и смотрели на мир с усталой отрешенностью. Тревожные мысли не давали эмиру покоя. Они пульсировали в висках нестерпимой болью. Никогда прежде никто не нарушал границ его страны. Если нога иноземца и ступала на земли Ширвана, то это были лишь торговцы, приходящие сюда с торговыми караванами. Днями из Шабрана прибыл гонец. Торопясь как можно быстрее доставить эмиру столь печальное известие, и день и ночь он мчал во весь опор. Он загнал коня, и сам едва не испустил дух.
На прибрежные города его страны напали русы. Хорошо вооруженные, они разделились на многие отряды и, словно рассыпанная чечевица, рассеялись по прибрежным селениям. В Шабране горели жилища. Неуемные в грабежах русы убивали, полонили мирных жителей, уводя их на свои ладьи.
Гонец с трудом переводил дыхание. Прерываясь в своем повествовании, он все время просил пить. В пути запас его воды иссяк, а он не мог позволить себе тратить время на поиски ее в степи. Едва держась на ногах, гонец поведал эмиру, что часть русов отделилась от дружины и направилась на Васаду.
От этой страшной, угнетающей дух вести Идаят пребывал в тяжелых раздумьях. Казалось, самообладание покинуло его. И не было сил принять еще и послов, прибывших к нему Гиляна и Табаристана…
После дальней дороги усталость валила с ног, но долг чести заставлял иноземных посланных держаться достойно в апартаментах эмира. Их привела к правителю Ширвана общая беда. И бороться с этой бедой им предстояло вместе. Соседи считали Ширван могучей страной. И если Ширван выступит против русов, соседние с ним народы примкнут к его силе. Может, тогда всем вместе им удастся остановить непрошеное, непредсказуемое нашествие разбойников. Гилян и Табаристан просили помощи у Идаята Халида. Они видели в нем воплощение своих надежд, защиту их детям и старикам.
Идаят Халид внимал их просьбам молча, стараясь казаться спокойным и невозмутимым. Но то, о чем рассказывали ему послы, перекликалось с его переживаниями минувших бессонных ночей, когда он думал о том, с какой легкостью разбойничьим шайкам русов удалось приблизиться к берегам Гирканского моря. Он знал, что малик-хазар разрешал им проходить через земли Хазарии, но прежде грабительские набеги русов не обрушивались на их страны. Этот удар застал всех врасплох. Ни у Ширвана, ни у Гиляна, ни у Табаристана не было необходимого им сейчас войска и мало-мальски пригодного оружия, чтобы сразиться с неуемной вражьей силой.
Идаят становился все более мрачным. На побагровевшем лице эмира нервно напряглись скулы. Хмурость прочертила на переносице две глубокие морщины. Эмир не мог отказать в помощи своим соседям, тем более что они считали Ширван могущественнее их стран. Они видели в нем силу, способную противостоять дьявольской силе русов. Идаят Халид не имел права развенчивать их убеждений, хотя у Ширвана, так же как и у его соседей, не было ничего, кроме мирных торговых посудин да рыбачьих лодок. У него не было ни армии, ни воинов, и оружие, которое должно было быть направлено против разбойников, предстояло добывать по дворам и жилищам мирных жителей. Всего этого он не мог сказать послам Гиляна и Табаристана. Гнетущая тишина повисла в воздухе. Молчание эмира затягивалось слишком долго. Наконец, собрав в нервный единый сгусток все свое самообладание, Идаят Халид, исполненный внешнего спокойствия и уверенности в своих силах, заверил ждущих от него помощи людей, что Ширван выступит против русов.
Заручившиеся поддержкой Ширвана послы удалились. Теперь эмир мог позволить себе расслабиться, хотя трудно было не думать, не просматривать предстоящие события иным, основанном на неосязаемых ощущениях зрением. Ему необходимо было создать войско, но на это не было ни времени, ни средств, а непривычные воевать мирные жители вряд ли могли стать надежной опорой в таком ответственном начинании.
ebooksa