– Ты шутишь, Амина, – горько усмехнулся юноша.
– Ничуть. Скоро закат. Пойдем, и ты убедишься сам.
…Легкий ветерок шершавил гладь Итили. Оранжевый диск светила медленно скатывался за горизонт, смешивая синеву дневного неба с золотом вечернего заката. Короток триумф уходящего дня! Солнечный последний луч еще не успел раствориться в наступающих сумерках, как в его розовой бледности зажглась звезда. Слабая, пульсирующая, едва уловимая глазом, она становилась все заметнее, все ярче. Первая звезда вечернего неба.
Две юные фигуры, взявшись за руки, стояли у самой кромки воды. Их взгляды были прикованы к только что вспыхнувшей во вселенной искорке. На сердце у Микаэля было тяжело. Его мысли в надежде на лучшее устремлялись к далекой небесной обитательнице, но, разбиваясь о действительность, камнем падали в реку. Полноводная Итиль уносила кручину юноши в Гирканское море, за горизонты забвения в безвозвратность…
Быстро течет время на земле. Еще быстрее утекают дни короткой человеческой жизни. Каждому из живущих надлежит в этой жизни пройти путь, названный судьбой. Из случайностей и закономерностей соткана она. Чье-то слово, чей-то жест способны изменить либо поставить в этой судьбе последнюю точку.
Внезапность, с которой каган Истани покинул земной мир, привела хазар в полное смятение. Никто даже в мыслях не склонялся к тому, что богоподобный оставит хазарский народ без своего покровительства.
Летнее кочевье было в самом разгаре. Жаркий элул[7] нещадно иссушил землю, превратив зелень степной растительности в выжженный сухостой.
Хотя душа кагана Истани уже воспарила в поднебесье, его бренное тело все еще пребывало на земле. Сейчас им занимались жрецы, чтобы как можно дальше отвести от него неизбежную тленность. Все же надолго откладывать погребение солнцеликого было невозможно.
Под копытами выносливого скакуна дорога клубилась пылью. Без сна и отдыха, утомленный монотонностью пути, нес гонец в летнее кочевье Вениамина печальную весть.
Ничего не подозревающий малик-хазар, разморенный беспощадной жарой, пребывал в той степени душевной расслабленности, когда не было желания вникать ни в какие дела, а решение всех проблем хотелось оставить на потом.
Двор, с которым Вениамин кочевал по землям Хазарии, поддавшись настроению повелителя и жаркому дыханию элула, являл собой ленное течение жизни. Знойное марево степи дрожало миражами. Даже вечер и короткая южная ночь не приносили кочевникам бодрящей прохлады. Казалось, воздух застыл горячей липкой массой, поглотив всякое движение и звуки.
Тем неожиданнее для кочующего двора предстало вырвавшееся из-за горизонта и стремительно несущееся навстречу облако пыли. Вскоре облако озвучилось бешеным перестуком конских копыт. И вот уже взмыленный конь во весь опор влетел в становище малик-хазара. Всадник остановил коня. Тот тут же повалился наземь.
От усталости посыльный еле держался на ногах. Не обращая внимания на загнанного скакуна, он велел не медля препроводить его к малик-хазару.
Весть о внезапной кончине кагана Истани прервала ленную истому Вениамина, приведя в изрядное волнение кочующий двор. Редко здравствующий каган покидал свой престол, уходя из жизни до определенного им самим срока, так редко, что никто из старожилов не помнил такого. Теперь, когда трон кагана внезапно опустел, все пребывали в изрядной растерянности, ибо никто еще не задавался вопросом, кто займет это божественное место.
Отпустив посыльного, Вениамин приказал позвать к себе Ибрагима. Его верноподданный всегда был рядом со своим повелителем. Малик-хазар видел в нем мудрого политика, к чьему мнению следовало прислушиваться, и лишь амбициозный и взрывной нрав правителя заставлял его порой идти наперекор здравым советам приближенного. Их отношения можно было бы назвать дружескими, если бы тому не препятствовала необходимая иерархия власти и подчинения.
В серьезную минуту Вениамин всегда нуждался в общении с Ибрагимом, но принимал решения единолично, непредсказуемо отвергая порой мудрые подсказки своего приближенного. Сейчас беку Вениамину предстояло созвать совет, дабы общим мнением определить кандидата на безвременно опустевший престол. Но сначала он сам для себя должен был выбрать достойного принять титул Верховного кагана Хазарии.
Нужно было все хорошо взвесить, прежде чем назвать чье-то имя. Род Ашина велик. Из многочисленного числа претендентов нужно было выбрать самого достойного и… удобного малик-хазару. Прежде всего, в претендующем на престол ценилась молодость. Он не должен быть слишком тщеславен, дабы не разрушить сложившуюся структуру правления. Он не должен подвергать сомнению истинность превосходства власти малик-хазара.
Не один час слушал Вениамин своего приближенного. Ибрагим не столько подсказывал Вениамину правильный выбор, сколько, размышляя вслух, сам пытался найти верное решение. В конце концов, их мнения сошлись на старшем сыне почившего кагана.
Действительно, старший сын кагана Истани Юнус был молод. Его лета едва достигли шестнадцати. Это был тот возраст, когда характер человеческий сформировался не вполне и при мудром подходе его можно было направить в нужное русло. Каган Истани отличался спокойным невозмутимым нравом, порой склонным к чужому влиянию, что вполне могло быть присуще и его сыну. А потому Юнус был угоден Вениамину, ибо все это облегчало правление малик-хазара.
Сила власти дана человеку на слабости его. В силе власти выявляются и процветают слабости человеческие. Самонадеянность – болезненность души, ибо глух человек, слышащий лишь себя, слеп, не видящий окружения своего. Решение созрело. По мнению Вениамина, не стоило откладывать надолго выборы нового кагана. После захода солнца малик-хазар приказал Ибрагиму созвать совет.