— Хм. Да, действительно. Но давай всё же к делу.
— Хорошо, — я киваю. — Это будет неприятно, ваше сиятельство. Прошу вас, не подумайте, что я плету интриги. Речь о том, что Юрий хочет объявить вас недееспособным и завладеть титулом.
— Нет, — качает головой князь. — Не совсем так. Он предложил мне это, и я согласился.
Сказать, что я удивлён — ничего не сказать. По спине пробегает холодок, и я задаю единственный возможный вопрос:
— Почему?
— Взгляни на меня, — князь обводит рукой своё исхудавшее тело. — Я буду приходить в себя несколько месяцев. Родом и всем кланом должен кто-то управлять. Так что пусть это будет мой наследник. Я готов отдать ему титул, меня это устраивает.
— А то, что мы с матерью останемся изгоями, вас устраивает?
Григорий Михайлович как будто не сразу понимает мои слова. Задумчиво смотрит, а затем хмурится и спрашивает:
— Что ты имеешь в виду?
— Когда вам стало плохо на семейном совете, вы успели проголосовать. Вы помните, что сказали?
— Я не стал слабоумным, Александр, — продолжает хмуриться дедушка. — Я проголосовал за вас. Значит, вас должны были принять в семью.
— Всё так. Но ваши слова слышали только мы с Юрием. И он утверждает, что вы голосовали против.
— Хм.
Григорий переводит взгляд на ширму и долго смотрит на неё.
— Вас объявили изгоями? — наконец, спрашивает он.
— Да. Юрий объявил, как временный глава рода.
Помолчав, дедушка медленно поднимает руку и проводит рукой по бороде.
— Что ещё он сделал, пока я был без сознания?
— Если вы насчёт Династии, то я не знаю. Но сегодня он сказал, что принятое на семейном совете решение останется неизменным.
— Когда он был у меня сегодня, то спросил именно это. Оставим ли мы решение совета неизменным, — цедит дедушка и переводит взгляд на меня. — Когда он объявил, что хочет принять титул?