Потапыч

22
18
20
22
24
26
28
30

— Так слухи же…

— Вот ты в эти слухи награду и спустил, — резонно отметил Карий.

— А Рейнар к Шуту имеет отношение? — уточнил я, потому что в книгах такого точно не было.

— А только Шут и знает, Михайло. Вроде бы и нет — лисы ко всем богам ровно относятся. Вот только… уж очень они к Шуту в паству подходят. И почти не поминают его при беседах, давно отметили, — сообщил Карий.

Ну… да, не доказательство, конечно, но довольно толстый намёк. Надо бы… да так и так осторожным надо быть, с Лисой и Рейнарами — вдвойне и без всякого Шута. Рядом он с ними или нет.

Переглянулись с Карим, скинулись по золотому птаху нашему. Судя по всему, запасов парень не вёл, жил вольной птицей и оказался в затруднительном положении. А на еженедельное жалование дружинника владеющему жить… Ну скажем так: возможно, только в такого владеющего будут плевать вообще все, социальный остракизм гарантирован. Даже на жильё сносное не хватит, разве что на комнатушку в доходном дома на периферии Золотого, для «работного люда». Так что субсидия, которую птах божился отдать, была скорее «необходимой и приличной» в рамках ертаула.

Добрались до танцпола, чью должность замещал четырёхэтажный особняк с небольшим садиком. Слуги-одарённые и даже одна из Лидари бегали-суетились, готовясь к гулянке, Ну а мне оставалось пройти по саду-палисаднику, этажам, включая подвал. Никакого навства не обнаружилось, а, перед самой перед гулянкой, прибудет ертаул простых дружинников из шести рыл, на которых поддержание порядка и обычной безопасности и ляжет. Так что завалились мы втроём в какой-то закуток, типа потрахушечного алькова. И я — задрых, да и Карий задремал, оставив птаха на шух… дежурстве. И самый молодой, и самый субсидированный — пусть напрягается.

Проснулся я уже после трёх, когда гости и хозяева праздника уже большей частью подвалили и предавались празднованию, в основном — танцульками в огромном танцполе второго этажа. Какой-то перекус типа канапешин, ну и оркестрик, наяривающий всякие польки-мазурки и прочие вальсы. Хотя именно «бальных танцев», как таковых, Зиманда не знала: танцы были или для демонстрации «своей лихости, силы, гибкости партнёрше, партнёру и непричастным зрителям», или этакая условная, прилюдно-допустимая прелюдия к трахен-трахен, танцы парно-обжимательные. Условное разделение, как понятно, но именно типы танцулек были таковы. При этом в нише танцпола наяривал довольно сносный оркестрик, причём на «электрогитарах» к моему некоторому удивлению. Не «электро» и даже не «гитарах», если быть точным: звук от инструментов распространялся магически, так ещё явно имел некие магические приблудины, его меняющие-искажающие. В итоге скрипка, барабаны, лютня с дудками и какие-то волынки звучали совершенно «электронно», хотя не сказать, чтобы неприятно.

Ну и народ всячески веселился, разбредаясь по альковам. Кто-то потрахаться, что на танцульках было нормально, а кто и по делу — переговоры и всякое такое. А кто совмещая то и то: разумные люди.

Мы лениво обходили этажи, я вчувствовался в округу, а подельники делали вид «при исполнении». Ну и никаких гадостей, вроде как, не было. Но вот уже ближе к полуночи — чувствую, что-то не так. Странное ощущение, не интерпретируемое, даже от Потапа пришло «а хрен знает, что это». И это что-то непонятное — из алькова. Где, на минуточку, сексом трахаются активно и не без удовольствия.

Вообще, если отталкиваться от всего изученному и известному Потапу — навьё это: безумные, вечноголодные твари. Не важно, навы в теле или навки в мире мёртвых. Исключения — тотемные звери и их свита (последнее — исключение условное, но так). И на основании этого известного — ну вот никак ни навь ни навка при занятии сексом присутствовать не может. Сожрёт тело, души, в зависимости от типа и вида.

При всём при этом — процепсы. Пусть существуют они «божьей волей». И ещё моя теория про возможных «посмертных перерожденцев», которую Потап предполагал возможной. В общем — непонятно, но навь, мир мёртвых точно в алькове чувствуется.

— Стойте, — обратился я к подельникам. — Я — туда, — указал я на дверь, ― вас позову, если что. Есть у меня ощущение нехорошего, но лучше разобраться.

— А там ярятся, — понятливо кивнул Карий. — Если один ты ломишься — неприятно. Но отбрехаться сможешь, на то и видом. А вот всем ертаулом завалимся — как бы на ненужный поединок не нарваться, а то и вражду. Если ты обманулся.

— Именно так. Но не выпускать и не впускать никого, без моего слова. И позову, если что, ― повторил я.

После чего подельники заняли позиции с двух сторон от двери, а я очень деликатно (без крика и мата) засунул свой мордас в альков, на тему: а чем это они тут занимаются?

Занималась пара в алькове потрахушками, это факт. Но зашёл я ой как не зря: дело в том, что парень, валяющийся на жопе, явно был одурманен. Слюнку пускал с блаженным выражением лица, глазки закатывал. А на нём энергично подпрыгивала очень аппетитная (на мой вкус) и тощая и невзрачная (по зимандским меркам) девица. И использование веществ — личные половые трудности использующих, не моё дело.

А вот то, что девица чувствовалась как… ну скажем так, сла-а-абенький прокол в мир мёртвых — факт, да и дело видома. Не вся девка целиком, какой-то канальчик, но именно в навь, и не так, как у владеющих. Там связь с тотемным духом, а тут именно «чистая навь»… не шибает, просачивается скорее, как побочка чего-то. А сама девица — слабая владеющая. И, похоже, навь. Но какая-то странная навь, нетипичная — уж точно. И орать подельникам «валим всех, на том свете кто-нибудь разберётся!» я не стал, а решил сначала разобраться. Только в беролака под выпученными в ужасе глазами девицы оперативно перекинулся — поспокойнее будет.

— И что это тут происходит? — поинтересовался я, с трудом поборов желание похлопать по любовничкам лапой, со словами «Превед! Каг дила?»

— А…я…не… — залепетала девица, наконец прекратив возвратно-поступательные движения.