Потапыч

— Я… — пискнула фактически стоящая на четвереньках Фиалка.

И повалилась на спину! Просто упала на спину, жалобно на меня зыркая!

— И что делать-то? — обратился я к Потапу, как единственному доступному собеседнику.

«Придурок! Сожри, трахни, обоссы — сам разберёшься! А я — пошёл! И не думай, что я буду напрягаться по всякой глупости! Сам справляйся! А я — спать!» — пакетно, эмоционально и с слишком излишними подробностями выдал мыслеобразы Потап и «отключился».

Но вообще — мощно. И это мохнатое чудище, искажающее реальность лишь частью своей мощи, действительно играючи извело род кровников — сейчас я не просто не сомневаюсь, я просто понимаю «как». Просто шёл в Михолапе и уничтожал, рвал и давил. Вряд ли Феллисы оказывали хоть какое-то сопротивление.

А меня чуть ли не щелчком вернуло к «нормальному» состоянию беролака, а, подумав секунду, я стал человеком. Фиалка так же лежала на спине, да и у наблюдателей вопросов не возникало — «безоговорочная сдача перед превосходящей топтыгинностью», никак иначе. Ну, положим, трахать, жрать и обоссывать я не собираюсь — как-то негигиенично и наблюдателей перебор.

Отступил на пару шагов, хрюшка, зыркая на меня вопросительно, стала подниматься, на что я кивнул. И, к моменту когда она поднялась на ноги (в полупоклоне ко мне), главкабан, прокашлявшись, вопросительно хрюкнул:

— Мировую, почтеннейший видом Потапыч?

На что я, подумав секунду, кивнул и махнул рукой. Ссоры с довольно сильным родом не случилось, а если не тупить, то эта бредовая «дуэль» может принести пользу. Ну и «мировая»: совместное застолье в качестве символа отсутствия вражды — естественная вещь, в случае отсутствия этой вражды.

22. Всяческие неприятности

Проводился этот кутёж, в смысле «банкет по поводу мирного разрешения конфликта» в том же кабаке у камня Ида. Щебур выцепил откуда-то управляющего — долговязого и скорбного дядьку средних лет, отсчитал ему весьма ощутимую (я не пересчитывал, но на вид — точно так) сумму, после чего скорбный персонал отделил треть кабака переносными ширмами, составив три стола в один, ну и таская всякие закусить и выпить.

При этом, довольно занятный, я бы даже сказал, «умаляющий честь», судя по читанному, момент: меня усадили во главе стола. Но судя по тому, что сделали это сами Капросы, да и Карий с Зорга отреагировали «как должно», выходило, что тут использовался подход не как к владетелю, а как к «душевной персоне», в смысле паладину Апопа, морде частично религиозной. Что после учинённого «явления силы» Потапом было скорее закономерно.

Подельников усадили мне по левую руку, а вот по правую расположилась Фиалка. Скромно, чтоб её, опускающая глаза и медленно но верно придвигающаяся к моей персоне. То есть, через пять минут после начала посиделок эта хрюшка терлась о мое плечо сиськами. Сиськи, кстати, судя по ощущениям, были очень даже ничего, да и сама девица, в отличие от первой нашей встречи, выходила не такой уж и отталкивающей. Но точно не «объектом грёз», если, конечно, в роли этого объекта не выступают чемпионы среди женщин в тяжёлой атлетике. Не уродина и даже не жирдяйка, да и вне оборота вздёрнутый нос и пушистые ресницы вокруг ярко-голубых глаз даже симпатичные. Ну, когда физиономия заносчива не искажена, губищща не отклячена и прочее, что было при нашей первой встрече.

Более того, Капросы, наперебой выдающие тосты насчёт Корифея, Апопа, Потапа, да и Капра своего, зыркали на поведение своей родственницы не просто равнодушно или одобрительно, но даже с какой-то надеждой. Что наводило на массу мыслей, но данных для подтверждения или опровержения — ни черта не было. Так что великодушно предоставив Фиалке возможность тереться об меня сиськами (чем она с энтузиазмом и занималась, через какое-то время начав тереться и бедром о бедро, даже появились мысли что «сама со всем справится», без моего участия), я стал задавать Щебуру наводящие вопросы. Дядька поговорить был не против, хрюкал с энтузиазмом. Хрюкал долго, задорно, с подробностями, обогатив меня немалыми знаниями насчёт как рода Капрос вообще, так и их жития-бытия. Да и некоторые мелочи небезынтересные всплывали: кабанище явно был любителем «повещать». Прямо много не говорил, но косвенно прекрасно экстраполировалось, да и подхрюкивания Фиалки и прочих Капросов, нередко прорывающиеся, были уместны и многое подтверждали.

При этом приходилось пить. А Фиалка, тоже выпивающая, напирала уже совершенно откровенно. То есть мои шутки «сама справится» медленно, но верно переставали быть шутками. Что становилось если не проблемой, то затруднением. Во-первых, я к эксбиционизму не относился от слова «совсем», искренне считая, что интимное дело — интимное. И для себя разницы между сосущейся на улице разнополой парочкой или каким-нибудь гей-парадом не видел (ну, не депутат же я!). В том смысле, что и те, и те нагло тычут в глаза окружающим своими интимными вещами (а то и причиндалами), что действительно можно приравнивать к преступлению. И сам подобного совершать не хотел, особенно на виду самих Капросов, парней из ертаула, да и персонала кабака.

Во-вторых, из хрукотания Щебура (и повизгивания Фиалки) выходила понятна причина её поведения и отношения к этому поведению Капросов. Ничего страшного, вроде бы, даже, возможно, потенциально выгодно… Но я не имел достаточного количества данных, чтобы принимать решение «прям щаз». И отвечать на откровенные «заигрывания» (а без кавычек это елозинье по мне и не назовёшь) положительно или отрицательно было просто несвоевременно. Особого огня в чреслах у меня эта хрюшка не вызывала, но и отвращения тоже. Но несколько факторов возможного взаимоотношения как с её родом, так и с корифеем как работодателем меня от реакций останавливала. Данных нет, из хрюкотания не экстраполировались: может быть как полезно, так и вредно. Или даже нейтрально, но принять взвешенного решения я не мог, как понятно, а думать писюном, при том, что сама девка особого желания не вызывала (да даже если бы вызывала) — не выбор разумного адвоката.

Так что появление в кабаке нового действующего фигуранта стало моим «спасением». А если рассматривать принятие решения на не основании неполной и недостоверной информации как беду (а только так и следует это воспринимать!) — так спасением без кавычек. Дело в том, что в кабак вщемился уже знакомый мне внешне, но не представленный дружинник-владеющий. Оттолкнул стойку-перегородку, отделяющую место, где мы «мирились», от прочего кабака и вщемил к нам свою физиономию, игнорируя заполошное подпрыгивание полового. Тот самый дружинник, который «разрывал отношения» с Фиалкой, с чего вся текущая ситуация и началась. Был он несколько взъерошен, бегал взглядом, остановил его на Фиалке и шагнул к ней, протягивая руки с жалобным мордасом.

Сама девица перестала ввинчиваться мне под штаны, замерла и задёргалась-заметалась, причём и взглядом, и телом, что я, по причине очень плотного соприкосновения, прекрасно ощущал. И был скорее доволен: действия этой девицы требовали от меня хоть какого-то ответа, который я не был готов давать. А появление этого поркофила… хотя ладно, так уж и быть, любителя крупных женщин со вздёрнутыми носами. Потому что пусть и маловероятно, но не исключено, что мне будет уместно и выгодно эту Фиалку отжаривать, уж насколько на постоянной основе — чёрт знает. Поркофилом я быть не могу по определению, так что пусть этот «герой-любовник» будет любителем крупных женщин.

При этом, понятно что сейчас начнутся какие-то разборки. Насколько серьёзные и эмоциональные — чёрт знает, но мне надо срочно сруливать. Участвовать в них никакого желания.

— Уважаемый Щебор, любезная Фиалка, — плавно поднялся я из-за стола без перехода. — Общение с вами доставило мне искреннюю радость, — слегка поклонился я. — Но служение не ждёт, — состроил я морду самоотверженно-героическую, не уточняя, какое служение имею в виду. — Так что, пусть и с сожалением, вынужден оставить ваше приятное, — кивок Щебуру, — и прелестное, — кивок Фиалке, — общество. Прошу простить — дела. Рад буду видеть вас и побеседовать ещё раз, время проведённое с вами было приятно, — нейтрально закончил я.