Потапыч

— Да я так, прикидывал просто, Карий.

— Понятно, сам верхами привык, — понимающе покивал ликантроп.

Что меня внутренне повеселило, так это то, что в быту железная конина называлась «гелик» или «акул». Но бессмысленность ощутимых трат на «личный гелик» я оценил. По крайней мере, точно не в ближайшее время, просто нет смысла.

В общем, совершили мы променад от моего жилья, которое я показал подельникам, до их обиталищ. А после я потопал к себе: надо было садиться, думать. Вплоть до того, что чертить блок-схемы, в плане отношений и перспектив. С Капросами этими и Фиалкой, блин… И данных ни хрена, вдобавок: ощущение ехидного внимания, что херит вообще все расчёты и расклады до уровня «пятьдесят на пятьдесят», блин! То же появление этого «героя-любовника» — ведь вполне на «шуточку» тянет! Не мне, мне скорее полезно, но в целом… Стоп!

Что-то это мне ни черта не нравится, замер я не доходя до дверей своего эркера. Обратился, внюхался — портящийся белок или мертвечина. Душок слабенький, человек чёрта с два почувствует, но пасёт из-за моих дверей. И… смотреть надо, решительно шагнул я к двери, успокаивая сторожевого духа-заклинание.

— Деби-и-и-ил! — огласил мой голос через секунду эркер.

Дело в том, что в моём жилье наблюдался мёртвый труп убитого собственным дебилизмом придурка. Причём, что сподвигло этого недоумка на попытку влезть в мой кабинет — неважно. Дебилом он от этого быть не перестаёт. Дверь кабинета была слегка приоткрыта, а перекрученное судорогой, скорченное тело Урга держало в дохлой лапе палку, которой он открыл эту дверь и, судя по всему не входя, стал тыкать в бюро. А духу было глубоко похрен на эту «защиту», как понятно. Почуяв вторжение, он атаковал не палку, а палкодержателя, вызвав смертельный спазм всего придурка. И судя по запашку, только я направился на службу, как Ург решил… а хрен знает.

— Может — ограбить хотел и убежать. Видимо «в россказни» про владеющих не верил толком, — стал рассуждать вслух я. — Да и про икру, этим придурком сожранную, я говорил… А, похрен. Мог и просто «полюбопытствовать», кстати, — уже спокойно прикидывал я, рассевшись на кресле. — Впрочем — сам дурак. Помер Ург — да и хер с ним. Надо от падали избавиться и… ле-е-ень… — расстроился я.

Ну переживаний особых действительно не было: сдох придурок и сдох, я бы ему ещё премию Дарвина в дохлое тело начислил, если бы статуэтка была, и было бы не лень. Просто мне даже снять кирасу — проблема. Осуществимая, только я специально настаивал на «максимальном удобстве» в обороте, и бронники-кожевенники Любима «подтянули» сложную систему завязок ременной. То есть прилегала плотно, не мешала особо ни просто, ни в обороте, но вот сам, не сломав нахрен руки, или не разрезав завязки, из неё не выберешься. Можно и обрезать, но с этим тащиться к Любиму, что опять ле-е-ень…

— Вот какая ты гадкая, несимпатичная личность, Ург, — осудил я мертвеца. — Даже сдохнуть прилично не мог — и то нагадил, блин!

Можно, конечно, обратится к Грошену — какие-то полумифические, толком мной ни разу не виденные, «работные людишки» под началом управляющего есть. Их не может не есть, а то бы развалилось всё к чертям. Можно и к Ризе, у неё есть не мифические, а вполне реальные служки и девки. Но мне варианты не нравится: во-первых, решение временное, а во-вторых: есть очень хорошо чувствующийся «баланс услуг». И если с Грошеном «он мне должен», и это хорошо, с Ризой «мы друг другу полезны», и это хорошо, то обращение «за помощью» этот баланс сместит. Незначительно и мелочь, но нафиг надо: я себя в этом случае спозиционирую как просителя.

Так что надо выкинуть падаль (ещё хрен знает, куда, но точно из моего обиталища и, пожалуй, из дома). И переться на работную площадь, подбирать слугу. С горничной-служанкой пока всё равно подождём, даже с учётом узнанного и напрактикованного с духами. Моя тонкая и нежная душевная организация отрицательно относится к возможной смерти любовницы, если это происходит «на моей» территории. Даже если по глупости, даже если это будет обслуживающий персонал.

Обдумал я это, завернул падаль в простыню, потащил за собой по лестнице. Рубины и бумаги, как и книги, этот упокойник не трогал, а копаться в его карманах, выискивая меч тысячи истин и прочие необоримые и сверхценные артефакты, мне было лень.

Грошен на притащенного упокойника отреагировал… никак. В том смысле, что «принёс соболезнования» — и всё. Ни вопросов, ни чего-то такого.

— А что с ним делать-то в Золотом? — уточнил я административно-хозяйственный вопрос обладающего таким неликвидным активом как нахрен не нужный мёртвый труп.

— Да бросьте в уголке, ваше почтенство, — сообщил мне управляющий. — Людишки к вечеру в стражу оттащат, а там или родные займутся, или на погост для голытьбы, не след такими мелочами голову забивать.

В целом — вполне прагматичный и соответствующий реалиям времени подход. Я, если мне прочитанные книги не врут, с момента «заключения ряда», пусть даже устного, имел права на очень многое, по укладам. В случае, если Ург был мещанином — то какие-то вопросы появиться могли, например. Не в смысле «посадки», а возможного штрафа, если я Урга злостно удушегубил, с особой злонамеренностью. Но, судя по всему, Ург вообще был из «работного люда», так что вопросов и претензий ко мне, дружиннику корифея, не возникло бы, даже если бы в мешке из простыни была изящная инсталляция с расчленёнкой, составляющая кусками трупана надпись «это сделал Потапыч».

Так что в несколько менее поганом, чем могло бы быть, настроении потопал на работную площадь. Но, как понятно,совсем не радужном: бардак и неустройство, вместо важных и интересных вещей занимаюсь всякой хернёй и вообще — раздражает. А вот на самой площадку взгляд зацепился за сидящего и знакомого мне дядьке с тростью. Он меня заинтересовал ещё в первое посещение этой биржи труда, ну а что прихрамывает — да в общем мне его гонять-то особо некуда, кроме округи. Если справится с помощью со сбруей и доставкой продовольствия с первого этажа — уже вполне устроит. А так — интересен и не вызывает антипатии, что, конечно, подозрительно. Но в плане возможного сотрудничества — перспективно. Так что, не обращая внимание на копошения, я целенаправленно дотопал до сидящего на ящике типа.

— Я — видом Михайло Потапыч, дружинник корифея. Мне нужен личный слуга. Ты меня заинтересовал. Готов поговорить и обсудить ряд? — не стал я выплетать кружева, потому что откажется или будет мяться — и так желающие найдутся, хотя и служба у владеющих — не самое популярное место, что я наблюдал.

— Выслушать ваше почтенство — честь, — поднялся дядька с ящика, не опираясь на трость. — И в службу пойти я желаю, иначе не было бы меня тут. Млад Пшёный я, ваше почтенство видом, — поклонился он, уже поднявшись.