Приноровившись, скользит всё глубже. Торопится выяснить: рывками дёргает на себя то один кусок воспоминаний, то другой. Однако ж ревниво задерживается на разговоре с Ланой в кладовке, и я невольно улыбаюсь. Ру такой милый, когда ревнует.
Добирается до кладбища. Раскидистые ветки сухого дуба; каменная насыпь; в яме – белая рука среди щебёнки и размокшей грязи; лицо с тёмными пятнами и вмятинами. Ру сжимает мою руку до синяков и присасывается сильнее, как будто хочет сбежать внутрь, спрятаться или перебить эмоции удовольствием от крови. Я морщусь, но терплю. Видеть себя в могиле – мерзкий опыт.
Бункер. Труп Войтовского, распятый на стене. Я чувствую горечь Эйруина, но она тут же превращается в злость. Ру, стесняясь своих эмоций – слабости, как он считает, – грубо ворчит: «Войтовский был нормальный. Он не заслужил такого». Я мысленно соглашаюсь, успокаивая.
Мальчишка, старший брат Экхарда. Гранаты на поясе желтоглаза. Взрыв. Меня встряхивает от эмоций. Сознание словно раздваивается, я одновременно здесь и там. Странное явление: в момент опасности действуешь на автомате, а потом, вспоминая, запоздало чувствуешь.
Больница. Замотанная мумия на койке. Тут хочется остановить Ру, всё-таки слишком личное… Почувствовав моё сопротивление, он мгновенно замирает. Ждёт.
Всё же пропускаю его дальше. Если он не верит словам о любви, то пусть посмотрит сам и решит. Кому другому я бы постеснялся показывать, как держал его забинтованную руку, бормоча разные сопливые глупости, обещал что угодно, если он придёт в себя, а потом ещё и ревел в три ручья под тем кустом, давясь кровью и подвывая. Но Ру можно показать всё, он поймёт.
Полазав по моему сознанию, Ру было останавливается… Однако тут, при виде окрестного разгрома и битой посуды, в моей голове всплывает мысль про мебельный магазин. И воспоминание о нашем девчачьем походе за полотенцами. Ру замечает, приглядывается.
«Ты покупал вещи из-за меня? – его сознание пропитано настороженным изумлением. – Ты же ненавидишь магазины».
«Надеюсь, тебе понравился плафон в прихожей. И эти тарелки» – указываю на крупный синий осколок. Берт ведь сказала, что нужен синий, вот я и набрал.
Но Ру шутку игнорирует. Продолжает тем же недоверчивым тоном: «Чтобы я не ушёл».
«Ага».
Выскальзывает из моего сознания и закрывается в своём. Наверное, обдумывает. А пока снаружи, на разгромленной, но всё же по-вечернему уютной кухне, я обнимаю его за плечи, прижимаюсь носом к щеке, наслаждаясь запахом кожи, и жду решения.
Наконец Ру, глядя в сторону, говорит:
– Я не понимаю твоего отношения. Разве не должен быть… Ну, один человек? Если любишь кого-то, то он типа как единственный?
– Так ты единственный.
– Не заметно.
– Я живу с тобой, – от возмущения повышаю голос, широким жестом обводя кухню. – Это ж чудо чудесное! Да я никому такого не предлагал!
Склонив голову, Ру чего-то там фыркает себе под нос. Наконец выдаёт:
– Но другим не заметно.
Подвисаю в раздумьях. Ах, вот оно что… Он ведь к этому и клонил весь вечер, а я не допёр.