Пробуждение Ктулху

22
18
20
22
24
26
28
30

Что это было? Снова болезненный сон? Видение, подобное тому, что постигло меня в ту ужасную ночь накануне похорон моего отца? Действительно ли существует на белом свете это странное создание – Джейден Мэйсон Эллингтон – или же он является мне лишь в беспокойных снах?

Я спустился вниз. Во всем доме царила мертвая тишина. Я раскрыл дверь – в помещение хлынул утренний воздух, прохладный и влажный; ночью шел дождь.

Сегодня мне предстояла встреча с юристом, официальное оформление наследства, чтение важных документов и решающие подписи с печатями. Нужно было подготовиться: подобрать соответствующий костюм, причесать волосы, отработать невозмутимое выражение лица и правильную осанку, ведь я единственный внук и законный наследник уважаемого в городе человека.

История о том, как я получил в законное наследство дедушкину собственность, слишком малоинтересна – прежде всего потому, что все произошло чрезвычайно быстро, без единого сомнения или какой-либо двусмысленности. Дед оставил своему единственному внуку абсолютно все имеющееся у него имущество. Как я и предполагал, ни в одной из бумаг ни слова не говорилось об оставшемся после него сыне – или нескольких сыновьях. Старичку юристу, который со скучным лицом оформлял на меня документы, я задал вопрос о других родственниках покойного деда. По всей вероятности, почтенный господин этот видел в своей жизни абсолютно все ситуации, которые складываются в человеческих судьбах, и удивить его было поистине невозможно. С его точки зрения, надо полагать, я был слишком молод и еще не утратил пагубную привычку с излишней остротой восприятия реагировать на какие-то вполне обыденные жизненные обстоятельства.

– Другие сыновья? – проговорил он, заканчивая свою подпись красиво, пышными завитушками и поднимая на меня выцветшие, некогда голубые, а нынче почти белые глаза. – Нет, мистер Этвуд, насколько мне известно, никаких других отпрысков покойный мистер Эллингтон не изволил оставить. Исключительно ваша матушка, мир ее праху, являлась его выжившим ребенком, следовательно, составленное им завещание вполне справедливо и разумно определяет ваше право владения имуществом – за исключением той небольшой доли, которую он завещал здешней церкви.

– Если бы он позабыл это сделать, – заверил его я, – я сам бы совершил это пожертвование.

– Весьма разумно, мистер Этвуд, чрезвычайно разумно, – поддержал меня юрист и снова окунулся с носом в документы.

Приблизительно минут десять он раскладывал бумаги, в которых содержались полезные сведения о моей обретенной собственности, после чего вложил их в красивую папку и с торжественным видом поднялся со своего кресла.

Встал и я.

Вручая мне эти бумаги, старичок юрист отвесил мне небольшой, полный достоинства поклон. Его лицо сияло так, словно это он получил гору наследства и отныне может вести оставшуюся жизнь в полном довольстве, решительно ничего ради этого не делая.

– Поздравляю вас, мистер Эллингтон, – произнес он. – Отныне вы полноправный житель нашего городка и, смею надеяться, оставите здесь такой же яркий, незабываемый след, как ваш законный предок, покойный мистер Эллингтон… – Внезапно он замер и закашлялся. Его лицо покраснело от напряжения, несколько раз он моргнул, чуть опустил голову и добавил: – Прошу прощения, мистер Этвуд. Сам не знаю, что на меня накатило, коль скоро я имел неосторожность назвать вас мистером Эллингтоном…

– Полагаю, всему виной мое исключительное сходство с дедушкой, – мягко, насколько это было возможно, ответил я.

– Еще раз извините, мистер Этвуд, – повторил старичок. – Это, право, впервые за всю мою практику – чтобы я путал имена клиентов… Подобного раньше никогда не случалось. Полагаю, причина в том, что ваш дедушка был моим клиентом в течение многих лет. Да, полагаю, что именно в этом.

– Благодарю вас за всю проделанную работу, – вот и все, что я мог ему на это сказать. Подержав в руках бумаги, я снова вручил их старичку юристу и попросил поместить их в фирме, взяв на себя всю ответственность за их сохранение. Юрист дал мне священную клятву именно так и поступить, и, ответив на сердечное рукопожатие маленькой, мягкой, шероховатой от старости руки, я покинул юридическую контору и направился в сторону дома.

Однако на половине пути я внезапно переменил решение.

Перед моими глазами неуклонно вырастала гора, увенчанная силуэтом местной церкви. Я прошелся по нескольким улицам, вспоминая о том, какая же из них ведет наверх, постепенно превращаясь в дорогу к мрачному, вечно ледяному храму. Наконец я нашел тот старый путь, по которому прошел много лет назад, и начал подниматься. Шаг за шагом я возносился над городком; дома на улицах внизу делались все меньше, а церковь вырастала передо мной с каждой минутой. И вот я уже стою перед ней, заслоняющей все небеса своими темными стенами.

Я протянул руку и коснулся камней. По давним временам я помнил это ледяное прикосновение, но на сей раз ничего подобного не произошло: камень был на ощупь как обычный камень, не холоднее и не теплее, чем это бывает в таких ситуациях.

Я обошел церковь кругом. На подоконнике одного из окон стояли довольно чахлые, но все же совершенно обычные живые цветы – из тех, что местные пожилые дамы любят выращивать в собственных жилищах.

Внутри было темно, но дверь не запирали, и я невольно поддался соблазну и вошел. Если я действительно превращусь в достопочтенного местного жителя, достойного наследника всеми уважаемого предка, то посещение этого места сделается для меня такой же необходимостью, как вечерние прогулки, участие в благотворительности и, по всей видимости, визиты к некоторым господам. Кроме того, от меня будут ждать женитьбы, поэтому заранее следует обдумать, каким образом отделаться от столь нежелательных предложений. В том, что мне начнут навязывать одну прекрасную даму за другой, я не сомневался.

Внутри церковь выглядела строго – сиденья, разложенные на них истрепанные, довольно убогие на вид молитвенники, на окнах – ни одного занавеса, на стенах – две картины: одна изображала распятие, другая представляла собой старый, почти выцветший плакат, объявлявший о каком-то давно прошедшем мероприятии. Сколько я ни старался, ничего не мог там разобрать, только несколько букв и кусок мужского профиля с торчащим носом и прижатым к голове ухом невероятного размера.