Приняв решение, Миша счастливо улыбнулся и поспешил в общежитие.
Приехал домой уже ближе к семи. Пока ждал электричку, рассматривал расписание и выяснил, что можно доехать не только до Белорусского вокзала, но и до Савёловского. А оттуда взял такси, «зефирки» дали мне с собой целую большую коробку чего-то. Тяжёлую! Подумал, чего я корячиться буду? Я что, на такси не заработал?
Притащил коробку к себе, а там! Пряников разных, печенья, булочки сердечком, коржики, ватрушки, бублики. Это ж съесть всё надо, а то засохнет. Надо в деревню отвезти часть и отцу.
Пока ужинал ватрушками, и думал, как к отцу по-быстрому лучше добираться, на машине или электричке, раздался звонок.
Позвонили из редакции «Труда». Женщина представилась Верой Ганиной, редактором не расслышал какого отдела.
— Возьми любой номер, «Пульс планеты» на третьей странице, — тараторила эта Вера, — посмотри, как пишутся заметки и приноси.
— Кому сдавать материал? — сразу оживился я. «Пульс планеты» — это же то, что надо! Всё равно ищу новинки по иностранным журналам. Попутная работа — это не работа с нуля…
— Приноси мне, шестой этаж, кабинет шестьсот восемнадцать.
— Договорились. Спасибо большое! — обрадованно попрощался я с ней.
Глава 18
Поговорил с Верой из газеты и невероятно довольный набрал отца. Предупредил, что подъеду в течении часа и поспешил на станцию с сумкой всякой всячины с хлебозавода для отца.
Отец с Кирой ждали меня с нетерпением, решили, почему-то, что Галия уже родила и мне надо лично с ними поделиться, а не по телефону. Меня и правда, колотило мелкой дрожью, и чувство вины мучало, что она там, возможно, сейчас уже рожает, а я в Москве. И понимаю, что никак иначе-то с этими пожарами и не сделать было, а все равно — чувству вины не прикажешь. Отдал им сумку с гостинцами и заверил, что они будут среди первых, кто всё узнает.
Видя моё состояние, отец обнял меня и поделился, что сам так же переживал при родах своих жен. Кира, глядя на нас, рассмеялась и сказала, что мы как две барышни кисейные, только в обморок упасть осталось.
Уехал от них несколько успокоенный. Жизнерадостность и оптимизм Киры сделали своё дело.
Вернувшись к себе, обнаружил в дверях записку от Якова Данченко, он просил зайти, как вернусь.
Побежал наверх — возраст самый что ни на есть подходящий, чтобы по лестнице бегать. Он, оказывается, Гончаровым контрамарки принёс, как обещал. Не успел он мне их отдать, как Ида вышла и аккуратно начала спрашивать, пора уже поздравлять или ещё рано?
— Ждём, — с измученным видом ответил я. — Со дня на день ждём.
— Я так же нервничал, когда Ида рожала, — похлопал меня по плечу сочувственно Яков. — А теперь что?
— Что? — ошарашено переспросил я, уже готовый ко всему.