— Маша Шадрина, — как о само собой разумеющемся ответил я. — И люди будут. Первый курс, вон, уже на пятки наступает.
— Кто именно? — откинулся в кресле Самедов и с любопытством посмотрел на меня.
— Регина… Узнаю фамилию.
— И всё?
Тут у меня мелькнула в голове мысль, но… Интересно, как к ней отнесётся университетское начальство?
— Рашид Фархадович, в качестве идеи: а что, если в Комсомольский прожектор включить иностранного студента из дружественной страны? Из ГДР?
— Ну а почему нет? — серьёзно посмотрел он на меня. — Он же в МГУ учится?
— Да, у нас на факультете. Мартин Нойлер.
— Ну, так, в чём разница?
— Ну, он же не советский комсомолец. Он член Союза свободной немецкой молодёжи ГДР.
— Братская страна, братский народ, братский союз… Лично я не вижу препятствий, — задумчиво проговорил Самедов. — Но ты прав, все же надо уточнить наверху. Как, говоришь, его зовут?
— Мартин Нойлер.
Он записал и кивнул, поднимаясь.
— Свободны, — недовольно проговорил он и мы быстренько покинули его кабинет.
— Фух, — выдохнул Лёха. — Не зря я волновался.
— Почему? — удивился я.
— Ты видел, как он на нас смотрел в конце⁉
— Ну, недоволен человек, — усмехнулся я. — Ты бы тоже расстроился на его месте. Он же думал, у него только Борщевский ушёл, а тут весь коллектив рассыпался. Ничего такого тут нет, просто конфликт интересов. У него свои интересы, у тебя свои. Он за себя беспокоится, ты за себя. Всё нормально. Главное, в таких случаях, действовать уважительно к оппоненту. Поверь, обычно никто не обидится, если ты вежливо будешь отстаивать свои интересы в рамках закона и морали. Но, конечно, бывают и исключения…
Досидели занятия, и я помчался на переговорный пункт. На этот раз попал на доктора Лещиновского.
— Поверьте моему опыту, уже скоро, — сообщил он мне. — Есть совсем перестала. Это явный признак приближающихся родов.