– Конечно, – согласился я. – Поэтому не надо добавлять к ним ещё и закономерности. А небрежность в нашем деле ведёт к закономерным провалам. Я же к чему это всё говорю? Не для того, чтобы вас запугать. А чтобы призвать к осторожности, самодисциплине и бдительности. Мало ли, кто-то контроль потеряет и во все тяжкие пустится, деньгами сорить начнёт, любовниц менять, или, вообще, в запой уйдёт. Женщины этим редко страдают, а у мужчин бывает, и вот это – зона особого риска, – многозначительно посмотрел я на Елизавету Романовну. – Мы своих коллег, в такой ситуации, без присмотра оставлять не должны, в таком случае, сразу следует известить старших коллег о происходящем.
– Ну, это уже ни в какие ворота! – возмущённо ответил Маркин. – Доносительством друг на друга заниматься?!
– Мы с вами все в одной упряжке, – строго посмотрел я на него. – Если один из нас в пропасть сорвётся, то всех за собой утянет. Поэтому все друг за другом присматриваем. Короче, если вам в какой-то момент что-то из этих мер безопасности покажется слишком трудоёмким и хлопотным, или неприличным и непорядочным, или захочется обидеться на того, кто вас подстраховал в момент, когда вы вразнос пошли, просто, представьте себя в тюрьме или на зоне… Или, вообще, у стенки! И сразу всё пройдёт.
Может, довольно жёстко, Елизавета Романовна вон, даже, побледнела, но что делать, если до некоторых по-другому не доходит.
На этом я лекцию для узкого круга закончил. А то Маркин прямо пятнами пошёл от возмущения. Понять его, с одной стороны, можно. В СССР доносительство считалось высшим проявлением ничтожности натуры. Но и мы тут не козла забиваем, где самое страшное – щелбан получить в лоб.
Допил чай, уже не говоря о делах, и оставил их обдумывать мои слова.
Первая фабрика за последние несколько месяцев, с которой ушел вообще без подарка. Может, Сорокиной что и поручили подарить, но мы же с ней расстались перед бухгалтерией. Как хорошо, что мне от отсутствия этого подарка ни холодно, ни жарко.
***
– Николай Алексеевич, разрешите? – вошёл в кабинет к зампреду Вавилову полковник Воронин.
– Проходи, Павел Евгеньевич, – протянул зампред ему руку.
– У нас «Скворец» опять жару даёт, – с досадой доложил полковник. – Отказывается контактировать с резидентурой за границей из соображений безопасности. Вернусь в СССР, говорит, и расскажу, что удалось узнать.
– Это что ещё за новости? – удивился Вавилов. – Это кто ж её с панталыку-то сбивает?
– Если вы о подполковнике ГРУ Гончарове, то боюсь все же, что это не самая подходящая кандидатура, – проговорил Воронин. – Это же переходит все границы уже мыслимые. Это настоящий саботаж! Ради чего ему так рисковать? Ненависть к КГБ? Я посмотрел его досье. Никаких проблем с нами. Да даже деда или бабку его не посадили и в Сибирь не сослали. Ради кого тогда ему так стараться? Ради сестры соседа? Подумал было, что любовница она его. Но нет, совсем не похоже. Ни разу их вместе не видели негде. Да и разница в возрасте слишком большая, так что нельзя говорить и о вдруг вспыхнувшей любви. А если о материальном стимуле говорить, то дать ему «Скворцу» совсем нечего … Что он, сто рублей ей подарит, что ли, со своей зарплаты? Так она жена сына долларового миллионера.
– Согласен, – задумчиво ответил зампред. – Но кто же нам так агента обработал?.. Ищите, Павел Евгеньевич, ищите. Надо понять, кто ей такие советы даёт, что выгодны агенту, а не КГБ.
– Так а что делать с её условиями? – спросил Воронин. – Соглашаться или нет?
– Естественно, соглашаться. Можно подумать, у нас выбор есть. Начнём давить, уедет и не вернётся в СССР! Забыли вердикт психолога? Агента потеряем… А ещё трепать про нас языком может начать. Она девушка мстительная, иначе бы по мафии из автомата не стреляла.
– Понял, товарищ генерал, – ответил полковник и вернулся к себе в кабинет.
Там его ждал рапорт о результатах прослушки квартиры Ивлева. Всё как всегда, жена, дети, родители… День рождения. Но момент с участием в радиопередаче родственницы Ивлева очень заинтересовал полковника. И навёл на одну мысль… В случае удачи с ее реализацией зампред этого не забудет. А возможности провала мизерны…Что, если самому Павлу Ивлеву устроить выступления по радио? Язык у него хорошо подвешен, и сказать всегда есть что. В той же редакции детских и юношеских программ пусть выступает, влияет на умы, так сказать, подрастающего поколения. Если уж он у нас генералов слушать внимательно, то, что говорит, заставляет, то что про детей говорить? А ведь каждое его выступление по радио галочкой пойдёт в отчетность по работе самого полковника… Идеологическое воспитание советской молодежи в духе отрицания западных навязываемых ценностей.
Надо Румянцеву поручить обработать Ивлева, чтобы согласился. И намекнуть, что, если получится, майорские погоны поскорее получит. И так давать нужно, хорошо работает, вопросов нет.