Теперь надо подумать, как правильно воспользоваться имеющейся информацией, чтобы опять у неё появилась отдельная квартира и деньги на жизнь. Прямо сейчас идти к Володину она готова не была, поэтому решила всё обдумать и прийти ещё раз. Она спустилась на первый этаж и уверенно направилась к выходу.
— Нашла? — строго спросил её милиционер.
— Помощнице отдала, — ответила Регина на тот случай, если милиционер начнёт расспрашивать самого Володина, передала она ему пирожки или нет. А то вдруг Володин сделает круглые глаза, мол, какие ещё пирожки? Милиционер решит, что помощница отдать их забыла, так ему и скажет. А Володину, можно подумать, больше думать не о чем, кроме как о каких-то пирожках, поговорили и забыли. В одно ухо влетело, в другое вылетело. И вообще, не будет же он помощницу донимать, мол, где мои пирожки? А если все же будет донимать? А та скажет, что не было никаких пирожков, что он тогда сделает? Помчится к милиционеру разбираться? Да ни в жизнь, решит просто, что кто-то что-то перепутал с этими пирожками. Кому их принесли, или приносили ли вообще… Да какая разница…
Приехал в дом звукозаписи Гостелерадио и позвонил по местному телефону Латышевой. Она примчалась очень быстро и, испуганно улыбаясь, привела меня опять в отдел учебных передач к Юдину.
В этот раз он и встал, когда я вошёл к нему в кабинет, и поздоровался за руку, и предложил пальто положить на один из стульев, короче, совсем другое дело. По его напряжённому лицу было понятно, что для него исход этой встречи важен. Ну, так-то лучше.
— В прошлый раз у меня было мало информации о вас, — начал он после того, как я удобно расположился за столом для посетителей. — Из-за этого вышло досадное недоразумение. Надеюсь, эта случайность не скажется на нашей дальнейшей совместной работе.
— Надеюсь, — лаконично ответил я, не желая его сразу обнадеживать. А то вдруг решит, что я что угодно могу простить, и снова начнутся такие вот «досадные недоразумения».
— Признаться, не ожидал, что вы уже настолько продвинулись в нашей журналистской профессии и, тем более, уже в Верховном Совете вовсю засветились…
— Даже не знаю, что вам на это сказать, — отреагировал я. Если бы он, в прошлый раз, хотя бы заинтересовался тем, что я могу о себе рассказать, а не начал с этаким снисходительным выражением на морде подвергать сомнению ценность всего, что я уже делал раньше, выбесив меня… Ну, да ладно, если всерьез исправит свое поведение на будущее, то перевернем эту страницу.
— Какие темы или программы были бы вам интересны? — предложил перейти на конструктивный диалог Юдин. — Вот список наших передач, — протянул он мне отпечатанный текст на нескольких листах. — Предлагаю вам участие в передачах как представителя МГУ.
— А МГУ-то не будет против? — с сомнением спросил я.
— Это решаемый вопрос, — уверил он меня. — Обсудим с ректоратом.
— Ну, хорошо, — согласился я.
— Вот, ещё ознакомьтесь с расценками за выступления, — протянул он мне целую стопку листов с расценками авторских гонораров за различные виды работ и выступлений.
Бегло просмотрел первый лист. Ничего себе у них тут расценочки. Мне за фельетон в «Труде» тридцатник с мелочью платят, а у них тут от пятидесяти до восьмидесяти рублей за передачу. Приятный сюрприз… Я-то грешным делом боялся, что тут забесплатно придется растекаться мыслью по древу… вернее, по микрофону. Или за какие-то жалкие гроши. Слышал в девяностых, что на государственном радио мышь в шкафу от голода повесилась, и работают там только за идею. А в советские времена, получается, тут не то что голодать, тут жировать можно!
Снова глянул на бумаги. Да, с такими гонорарами журналисту с радио можно жить и на людей сверху вниз поглядывать.
Попросил разрешения взять себе всю эту документацию, мол, дома изучу в спокойной обстановке.
— Да, конечно, заодно и определитесь с форматом нашего сотрудничества. Как видите, там есть разные варианты…
Договорились, что он согласует с МГУ моё участие в передачах от имени университета, позвонит мне и начнём работать над первой передачей. А я, как раз, пока, посижу, подумаю, в какой участвовать, и в какой роли.
Прощались мы, настороженно пожав друг другу руки. Еще ни он не знает, чего от меня ждать, помимо мощной крыши. Ни я — от него, помимо того, что он начал исправляться.