Джон сказал: «Там так красиво. Посмотри обязательно».
Она сказала: «Красивого почти не осталось. Где Анастасия? Давай я с ней поговорю».
– Ну, вперед, трусливая дура, – сказал Крукс. – Давай, нож перед тобой! Вся работа сделана.
– А ты знаешь, что я дитя Бога? – спросила Кириона. – Ты вообще знаешь, что все, что ты со мной делал… все подзатыльники, все замки́, которые ты за мной закрывал, все кандалы, все эти тарелки с дрянной едой… каждое слово, каждый взгляд… все это время я была дочерью Императора, голубой кровью! Я хочу, чтобы ты понял, кто я!
– Ты – это ты, – сказал Крукс, – бесполезный жернов на шее моей любимой. Ты рождена, чтобы заставить ее страдать. Ты умерла, как и жила, Гидеон Нав, – разочарованием для меня и Бога.
Раздался влажный, хлюпающий звук. Старик выдохнул. Стало темно. Потом был свет, яркий, холодный, электризующий, как смерть, и шорох другого камня, который медленно откатывался в сторону. А Кириона все говорила:
– Мне неприятно! Блин! Почему мне не понравилось! Так нечестно! – Истерические нотки в голосе. – Почему это так гадко! Ты, старый, мерзкий… жестокий… мудак… почему ты… почему я…
«Светлячки», – сказала она Джону.
«Технически это жуки, – возразил Джон, – но я всегда любил их».
Узкие тела жуков с длинными висящими усами, ковер колеблющихся, мертвых, мигающих огней на потолке гробницы. Зеленоватые, рыжеватые, желтоватые, бесшумно ползающие друг по другу, свешивающие длинные отростки. (Что-то оторвалось от тела ребенка; кажется, нога – Пол снова ее приделал.) И вода… огромный бассейн настоящей соленой воды, которую она пила, стоя на коленях. Они переместили тело ребенка подальше от остальных. Они не могли остановить ее. Она вошла в воду: а-а-а-ах! Это было приятно. Вода оказалась ледяной, она заморозила сердце ребенка, но теперь она управляла этим телом и не нуждалась в сердце.
– Пусти, – сказал кто-то, – это гравитация. Пусть идет.
Голоса стали далекими и тусклыми, она уже не могла их различить. Почти все человеческие голоса звучали одинаково. Они не казались красивыми. Воды расступились перед ней, и по дну стало можно пройти, хрустя по костям.
Кости. О чем они заставили ее вспомнить?
Они с Джоном подплыли к холму, поднимающемуся из бассейна. Не остров, нет. Выход породы. С мраморными колоннами, мраморной площадкой и длинным низким мраморным столом. Он сказал, что ему кажется, что это хорошее место. Чтобы полежать. Ей нравилось лежать на жестком. Терпеть наличие позвоночника было тяжело. И она… долгое эхо где-то в туннеле. Искалеченный ликтор, кричащий в безумной агонии, но приближающийся.
Вот и она. Джон сделал ее такой уродливой, такой невыносимо уродливой. Ужасное лицо, с ужасными руками и ногами, ужасным туловищем, ужасными волосами, ужасными ушами. Нос слишком вздернутый, уши слишком маленькие. Но вот и она – а внутри нее спящий ребенок со странным клинком. Меч, ее меч, ее клинок, вырвавшийся наружу, еще игрушка. Ее болтающийся меч, ее игрушка. Ее простой меч. И ее тело, прикованное цепями.
– Нет, – завопил кто-то с берега, – нет, нет!
Она оглянулась и увидела Анастасию, спрятанную там, где ее никто не найдет: Анастасию из костей. Не совсем Анастасию. Тело Анастасии без мяса, прижавшееся прямо к изгибу скалы, готовое закрыть дверь, когда бы она ни открылась.
Она вспомнила Анастасию.
В глазах у нее помутилось: сердце застряло в горле.
– Ну, пожалуй, с днем рождения меня, – вздохнула Нона.
ebooksa