Выходим из машины на парковке и муж впервые за долгое время берет меня под руку и ведет в приемное отделение. Ноги ватные, не слушаются, а я злюсь на себя еще больше. Также, как и боюсь.
Оставив меня в стороне, Таир подходит к регистратуре и спрашивает у девушки об аварии. Она бросает на меня короткий, сочувствующий взгляд и просит подождать. Остальное не слышу, словно оглохла. Хорошо, что Таир сегодня не уехал, как это часто бывает. Без него я бы не выдержала. Он хладнокровный и разумный, с ним как за каменной стеной.
— Что сказали? — трясясь от нетерпения, спрашиваю его.
Таир неожиданно берет меня за руку, прижимает ее к своей груди и отвечает:
— Сабина, что бы не случилось, ты должна быть сильной. Я рядом.
— Ты…что-то знаешь? — глаза вмиг наполняются слезами, потому что до меня доходит смысл его слов и интонации. — Кто?
Он тяжело вздыхает и шепчет:
— Папа. Он погиб на месте.
— Нет! Нет! — прижав ладонь к губам, начинаю кричать и плакать, а Таир обнимает меня и крепко прижимает к себе. — Дада! Дада! Таир, может они ошиблись? Скажи, что они ошиблись.
Но он только целует меня в макушку и повторят: “я рядом”.
— А мама? — с надеждой поднимаю на него воспаленные глаза.
— На операции.
Крохотная надежда теплится во мне. Я не могу их потерять. Остается лишь молить Аллаха о спасении.
Таир усаживает меня на скамью у стены, садится рядом и приобнимает меня. Кладу голову на его плечо и трясусь от новой волны рыданий. Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем к нам выходит хирург.
— Родственники Мавлюды Кибировой? — спрашивает он, окинув взглядом зал приемного отделения.
— Мы, — Таир помогает мне встать, а доктор подходит ближе.
— Это моя мама, — с надеждой говорю я.
— Мне очень жаль, — звучит приговор. — Травмы очень тяжелые. Остановка сердца на операционном столе.
Упасть не дает муж, подхватив меня и обняв. В ушах эхом отдаются слова хирурга: “остановка сердца, остановка сердца, остановка…” Мое собственное сейчас обливается кровью, потому что я не смогу без них.
— Таир, что сказал врач? Это же неправда, да? Мама жива? — я все еще лелею призрачную надежду, потому что не хочу верить в смерть родителей.