Но Таир сжимает мои плечи, целует в висок и тихо произносит.
— Нет, Сабина. Их больше нет.
— Нет, мама! Мама! — я кричу, вцепившись ногтями в его руку. — Мамочка. Пустите меня к моей мамочке! Мааам!
— Все, все, Сабина! Все! — он так сильно обнимает меня, что мне не хватает воздуха. Кажется, я тоже умираю.
— Что с девушкой? Они ехали с дочерью — Ирадой, — не выпуская меня из рук, спрашивает муж у врача.
— В реанимации после операции. Состояние средней степени тяжести, — сообщает тот.
— Ей что-то нужно?
— Пока нет. Она под наблюдением. Когда придет в себя, мы вам сообщим. Но в реанимацию мы не пускаем.
— Хорошо, спасибо. Сабина. Сабина, послушай, — Таир гладит меня по волосам и шепчет в ухо. — Ирада жива. Она в реанимации.
Постепенно до меня доходит смысл его слов. Сестренка выжила! Она здесь, борется за жизнь. И я должна быть с ней рядом.
— Правда? — отстранившись заглядываю в его глаза.
— Да. Да, — повторяет он несколько раз.
Вытираю щеки рукавом и судорожно вздыхаю.
— К ней можно?
— Пока нет. Она еще не пришла в себя.
— Я хочу быть здесь, когда она очнется, — убираю волосы за уши и нервно приглаживаю их ладонями. — Надо позвонить домой, сказать, что мы задержимся. Нафиса, наверное, капризничает.
— Не волнуйся, я позвоню. Попрошу сестер помочь родителям.
— Да, — говорю я в пустоту. — Ты прав.
У меня очень хорошие отношения как со старшей, так и с младшей золовками. У них тоже семьи и наши дети примерно одного возраста. И сейчас я благодарю в Аллаха за то, что попала в такую семью.
В больнице мы уже, наверное, два или три часа. Не знаю, я потеряла счет времени. Таир вышел на улицу с полицейскими, которые приехали из-за аварии. Я еще не в курсе подробностей, да и боюсь узнать, как все произошло.