Он. Она. Другая

— Вы родственница Ирады Кибировой? — спросил меня пожилой мужчина в очках и белом халате.

— Я. Как моя сестра? Она очнулась?

— Да, она пришла в сознание, но пока останется в реанимации. Потом мы переведем ее в палату интенсивной терапии.

— А когда к ней можно? — с надеждой вглядываюсь в его лицо.

— Я сообщу. Оставьте свой телефон, — он вытаскивает из кармана халата мобильный.

— Да, конечно, — диктую ему свой номер и на прощание прошу позаботиться о ней.

Я растеряна и дезориентирована. Совершенно не знаю, что теперь делать. Надо забрать тела родителей домой, заняться организацией похорон, позаботиться о сестре. Думаю об этом, когда выхожу из здания, но внезапно слышу голос мужа, который разговаривает по телефону.

— Я не могу приехать. Пойми меня, пожалуйста, — мягко просит он, словно на том конце провода тот, кто ему дорог. Нотки такие теплые…или мое это мой мозг уже неверно считывает информацию.

Но вот Таир замечает меня и резко меняется в лице. Я спрашиваю взглядом: “Кто это?”. А он только бросает в трубку кроткое:

— Я потом позвоню.

— С кем говорил? — ежусь от мартовского ветра.

— На работу звонил. Сказал, что не смогу поехать в командировку. Группа справится там без меня. А ты? Почему вышла?

— Ирада очнулась, но врач сказал, что ее все равно нельзя увидеть, — вытираю слезу краешком куртки.

Он подходит ближе и гладит по руке.

— Тогда поедем домой?

— Да.

Как только мы переступаем порог дома, на меня накатывает новая волна боли, отчаяния и осознания потери. Свекровь и свекор обнимают меня и просят быть сильной, а я не могу. Невыносима мысль, что моих родителей больше нет. И все из-за таксиста, который выехал на встречку. Полицейские предполагают, что он заснул за рулем. Мужчина тоже погиб на месте, как и мой папочка.

Папа…я была его маленькой девочкой, папиной дочкой. Как он плакал, когда выдавал меня замуж, как радовался внучке, как играл с ней и нянчился. Мамочка…моя душа, мой идеал женщины, моя родная. Как мне жить без них? Как больно осознавать, что я их больше не увижу, не обниму, не услышу голоса. Папа не погладит по щеке, мама не поможет советом. А вместе они никогда больше не сядут за стол, не возьмутся за руки и не посмотрят друг на друга. Такие молодые — им было по пятьдесят…

Лежу в темной комнате после очередной истерики. Хорошо, что Нафису забрала к себе старшая сестра Таира — Надира. Иначе я бы ее напугала. Я то засыпаю, то просыпаюсь и плачу по новой, осознавая, что смерть родителей — не сон.

Дверь в спальню осторожно открывается и узкая полоска света косой линией ложится на пол. Вскоре матрас на стороне Таира прогибается, и я открываю глаза.