Он. Она. Другая

22
18
20
22
24
26
28
30

Снова роняю голову в дрожащие ладони. Ну когда же! Когда же полегчает? Когда эти чертовы слезы высохнут и я смогу говорить о нем без боли?

— Мне ведь и мама его, и сестры говорили, что он с детства такой неразговорчивый, задумчивый, педантичный. Я же его холодность принимала за характер!

— А когда он ухаживал, ты ничего не заметила? Отстраненность, например? — спрашивает Айгерим.

— Нет! — восклицаю я. — У меня перед глазами будто пелена была, — провожу рукой перед глазами. — Он дарил цветы, пару раз пригласил на свидание, после взял даже за руку. А когда провожал до подъезда, целовал в щеку и желал спокойной ночи. Я же тогда чувствовала себя самой счастливой! Поверила, что мужчина, в которого я влюбилась, ответил мне взаимностью. Какая же я глупая! Уж в 23 года я могла отличить любовь от нелюбви.

— Не могла, — всхлипывает Ксюша. — Это как с моим бывшим. Помните Витю — одноклассника моего? Тоже “люблю-не могу на выпускном, ты у меня одна, дождись, пока я универ закончу”. Ездила как дура к нему в Новосибирск на каникулах. Думала, любовь у нас, отношения, хоть и на расстоянии. Меня же вся семья его знала! Я в голове уже нарисовала себе нашу совместную жизнь. А потом оказалась, что не я одна в этот Новосиб ездила. А когда я ему рассказала, что знаю про еще одну такую же дуру, он и не отрицал. Спросила же его тогда: “Ты меня любишь?” А он промолчал. Значит, и не любил.

Мы с Ксюшей начинаем одновременно плакать. У Айки тоже глаза на мокром месте. Она отправляет в рот большой кусок торта, жует и с набитым ртом говорит:

— А меня вообще никто никогда не любил. Потому что я толстаяяяя…

— Ты не толстая, Айкааа, — сквозь слезы отвечает Ксюша. — Ты “плас-сайз”.

— Какая разница, если меня все равно никто не любит. И на вторые свидания даже не зовут после первых!

— А его любовница знаете какая? — поднимаю голову и вытираю мокрые щеки. — Красивая, роскошная, как модель. Волосы длинные, талия тонкая, ноги от ушей. И я…серая мышь. Ирада права. Одеваюсь, как монашка.

— Во-первых, Ирада всегда права, — заявляет сестра, входя на кухню. — Во-вторых, что это за “плач Ярославны” вы устроили? Чё-то крепкое в чай добавили что ли? — она берет пиалу со стола и принюхивается.

— Мы оплакиваем любовь, — Айка съедает еще один кусочек “Наполеона”.

— Ой Боже мой. Ну и что? У меня тоже никого не было. И не надо мне этой вашей любви. Чтоб потом вот так сидеть и сопли на кулак наматывать?! — строго спрашивает она и садится на соседний стул. — На меня посмотри! — велит Ирада, взяв мое лицо в ладони. — Пошел он на х*й. И шалава его с ним же. Ты красивая, добрая, светлая. А все остальное я тебе устрою. Новую прическу, новую одежду хочешь?

— Нееет, — мямлю, шмыгнув носом.

— Так блин, я ждала другого ответа, — хмыкает сестренка. — Короче, я тебя не спрашиваю. Мы из тебя сделаем такую офигенную Сабину, что пипирка твоего мужа отсохнет и отвалится от ревности, — она сильно сжимает мои щеки, так что губы складываются в бантик. — Или от венерического заболевания.

— Господи, Ирада! Ну сколько можно пошлить? И какая ревность? Нелюбимую не ревнуют. И вообще-то у него там не пипирка, а вполне нормальный, — с губ слетает нервный смешок.

— Пипирка отвалиться! — вслед за мной ржет в голос Ксюша.

— Ой не могу! — чуть не давится тортом Айка.

— Тихо, дурынды! — усмехается сестра. — Ребенка разбудите!

Дорогие девочки! Внеплановая прода по случаю круглой цифры — 2000 подписчиков. Спасибо большое всем! Обнимаю!