Я мечтаю о такой жизни, какую я вела с Леоном.
Не о доме и не о бриллиантовых серьгах я думаю, а о тех моментах, когда он смотрел мне в глаза и обнимал. Мне вспоминается его смех и его забота о том, чтобы мне было комфортно.
В том огромном доме я чувствовала себя спокойно только потому, что он был рядом.
Когда я думаю о том, что потеряла, то снова начинаю плакать.
Я не могу заставить его выбирать между мной и Виктором Михайловичем, я должна отпустить его и подать на развод.
Когда всё закончится, я всё ещё буду той же Вероникой, хотя сейчас я жалею, что не взяла фамилию мужа, чтобы хотя бы на мгновение стать его настоящей женой.
Я сажусь, и в этот момент слышу звонок в дверь.
Я хочу, чтобы Леон был рядом. Хочу, чтобы он обнял меня и сказал, что мы справимся с этим вместе, но я сомневаюсь, что это пришел он.
Он не пытался дозвониться или написать мне, если не считать короткого голосового сообщения, которое он оставил несколько часов назад.
Я не могу винить его за то, что он сдался. Я не стану ему отвечать.
Мое сердце разрывается от мысли, что он, должно быть, чувствует себя так, словно я бросила его, как и многие другие люди.
Звонок в дверь становится сильнее.
Я свешиваю ноги с кровати, подтягиваюсь и встаю.
Поправив блузку и юбку, я выхожу из спальни.
Я распахиваю дверь.
— Вероника, помоги мне. Меня тошнит, — бормочет Лиза, прежде чем, спотыкаясь, броситься в мои объятия.
— Сейчас я чувствую себя лучше, — шепчет Лиза, час спустя. — Наверное, просто съела что-то не то. Сегодня я покупала шаурму. Ей и отравилась поди.
Я завожу ее в отделение неотложной помощи, в больницу.
Когда она появилась на пороге моей квартиры и чуть не потеряла сознание, я усадила ее на диван и дала выпить воды. Как только она сделала глоток, ее начало рвать. Пока она бежала в ванную, я вызвала такси, и мы поехали в больницу.
Однажды у моей сестры было пищевое отравление, и она провела в больнице три дня. Лучше перебдеть.