Беременна от сына президента

Карим проводит рукой по волосам, садится на кровать, очень близко ко мне, буквально бедро к бедру.

— Отвечу. Но это же ничего не поменяет. Смысл что-то говорить, если все будет понятно со временем?

— А я хочу услышать. Понять, какой логикой ты руководствовался?

Глава 45. Карим

— Да какой логикой, — тру лицо. Спать дико хочется, но еще больше смотреть, как Лука смачно сосет молоко, ах захлебываясь, прикрывая глаза от удовольствия. Кто бы мог подумать, что я буду завидовать младенцу. Вкусно тебе…

— Карим.

— У меня было много женщин. До тебя, до Марины. Разные. Но все они в первую очередь любили не меня, а статус. Марина тоже, но она упорно меня ждала. Была девственницей, ни с кем не встречалась, пока я искал что — то… Что — то, что зацепит, понимаешь, что — то легкое, чтобы не думать, когда рядом, чтобы мысли одни на двоих. Наверное, как у родителей. Чтобы принимала вот таким как есть. Марина принимала и когда мне стукнуло тридцать, подумал, почему собственно и не Марина. А потом появилась ты. Знаешь, я увидел тебя на остановке и что — то замкнуло. Хотел бы я, чтобы было в штанах, но там все было серьезнее. Я реально пытался держаться от тебя подальше, но ты сама меня упорно искала, не веря в то, что тебя просто купили…

— Ты убедил меня…

— Дослушай. Я даже рад был, что ты такая недалекая. На руку мне это было. Стоило только дать тебе обещание, и ты стала моей. С потрохами, — шиплю я. — Ты была глиной, из которой я мог лепить что угодно… Осудишь меня? Но в тот момент я был реально счастлив. Мне казалось, что вот оно, счастье, нужно только в руках удержать. А тут ты все узнаешь и вместо того, чтобы смирится, как все нормальные нищенки, ты брыкаешься, словно я тебе предлагал работать в барделе. И вот я уверен, что там в тебе говорила Ира, которая точно никогда бы не допустила обмана в свою сторону. Ты ушла, а я пытался тебя забыть. Спал с Мариной, работал как вол, но и совсем выкинуть тебя из головы не получалось, я знал, что рано или поздно сорвусь, поэтому подготовил почву. Стал этим волшебником… Так что не думай, что это было по доброте, я просто хотел потом в это все тыкнуть тебя носом, чтобы ты снова вернулась ко мне и больше никуда не делась. Но ты залетела. И это все поменяло, конечно. Позволять тебе расхаживать с пузом я уже не мог.

— А отдал меня родителям почему?

— Потому что Алла наседала. Она бы рано или поздно докопалась до истины. И лучше было сделать это самому, заработав в твоих глазах хоть пару очков.

— Ну ты и подонок, Левицкий, — встает она, укладывая малыша на центр кровати. Часто дышит, злая, обиженная. Заправляет свою шикарную грудь, подставляет подушки с одной стороны, я с другой. Потом хмыкает и уходит на кухню, где делает себе чай.

— Я надеялась, что ты изменился. Что хоть что — то в тебе хорошее.

— Тебе нужно, чтобы я врал?

— Нет! Да! То есть… Это не то, что я хотела услышать, понимаешь?

— Я буду лгать, воровать, убивать, если потребуется, если это поможет быть с тобой, но позволь мне быть честным. Позволь сказать правду о том, как сильно ты мне нужна. Я не могу тебе пообещать, что стану хорошим, не стану. Я такой какой есть, но одно могу пообещать точно, я никогда не предам тебя или нашего ребенка. Наших детей. Раньше я был верен только отцу, он был моим маяком, но стоило появится тебе, как все поменялось. И если бы я мог, я бы спрятал тебя от всего мира, никому бы не показывал, но никогда бы не отпустил. Сдохну, но не отпущу, — шагаю так близко, что Арина упирается задом в кухонный гарнитур.

— Только попробуй, я тогда сама тебя сдохну, — выдыхает она мне в рот принимая жадный, резкий поцелуй, которым смыкаются наши губы. Ее руки на моих плечах, мои на ее талии.

Я поднимаю Арину в воздух, усаживаю на стол, расстегивая халат, тут же хватаясь за грудь двумя руками. По ним тут же растекается теплая влага.

— Ой, молоко… — это все, что он мяукает, потому что я снова обхватываю ее губы, ласкаю языком щеку, шею, грудь, чувствуя сладкий вкус. И больше нет запретов, обид и прошлого. Есть только здесь и сейчас, где в моих руках моя послушная девочка, умеющая вызывать тремор рук после оргазма, умеющая причинять боль лаской, умеющая подобрать нужные слова после.

— И все равно ты подонок, — утыкается она головой мне в грудь, пока мы пытаемся привести в норму дыхание.