Школа. Никому не говори

22
18
20
22
24
26
28
30

– Юра умный был, перспективный, чернявый и красивый, как царь! Все девки хотели Юру заполучить, но он ухаживал только за мной. Жениться мечтал. А я дурачилась! Мать ругала, что чёрный он, но кто её слушал?

Товарный кассир замолчала.

– Юрочка должен был предложение сделать, но опоздал на поезд. А я, королева, разозлилась и отомстила! В тот вечер Василь (на ж/д работали вместе; давно приглянулась я ему, только он мне не по сердцу был) подошёл и говорит: «Поженимся?» Я с психу согласилась. Не явился в срок – выйду за другого!

Комнату поглотила давящая тишина.

– Через пару дней Юра вернулся, а я помолвлена… Он так плакал, так плакал!

– Ты могла разорвать обещание папе! Почему не сделала?

– Вредная и капризная была, – неопределённо дёрнула плечами женщина. – Сама переживала очень, но видела мучения Юры и злорадствовала: «Вот тебе! Будешь знать, как на поезд опаздывать!» Юра и с Василём разговаривал. Отец сказал, что не держит меня, пусть сама решает. Вот я и решила, что раз слово дала, то забирать назад нечего.

– Не жалела потом? – Люба с сочувствием глядела на мать, что погрузилась в грустные воспоминания, склонив низко печальную голову с короткой перманентной стрижкой.

– Жалела! Тосковала! И Юра тосковал. Потом женился один раз, второй. Всё неудачно. Я Шурика родила. Дом строить начали. Прошлое, ничего не вернуть! Да и не надо. Вон мы с Василём, что, плохо живём?.. Душа в душу! Шурика вырастили! Осталось тебе ума дать.

Люба смущённо улыбнулась.

– Надеюсь, ты с парнями лишнего в школе не позволяешь? Родителей не позоришь?

Перемена темы была настолько неожиданной, что у Любы от удивления вылезли из орбит глаза.

– Нет! – ошарашенно выдавила десятиклассница.

– Смотрю, щёки розовые, пылают. Лицо округлилось, будто отёчное. Влюбилась? Или с кем на ветру обнималась-целовалась? Не беременна часом? – Александра смотрела на подростка грозно, строго, не принимающим никаких «но» взором. А перед глазами у женщины стояли близнецы – сыновья Алмаза. Особенно бесстыжий нахал с разбойничьей улыбкой.

Люба боязливо подогнула под стул ноги и, сгорбившись, вжалась в сиденье, пытаясь испариться вон.

– Только опозорь! Принеси попробуй в подоле! Я за срам перед порядочными людьми тебе на одну ногу встану, а другую – оторву!

Ох сколько раз девочка слышала за прожитые годы эту фразу! Григорьевна произносила её всегда непримиримо, жутко, враждебно. Так и звенело между слов: «Убью без суда и следствия, помилования не будет!» Десятиклассница фатально верила в намерения родительницы, поэтому мальчиков остерегалась как огня.

– Нет, мама! Я не беременна и ни с кем не целуюсь! – трусливо оправдывалась школьница, чувствуя абсолютную вину за то, что позволила усомниться в своём целомудрии.

– Дочь, платье берегут снову, а честь смолоду! Народная мудрость проверена не одним поколением! Подальше держись от нацменов! Они на наших никогда не женятся, только пользуются, позорят и брюхатят! Много чёрных в старших классах?

– Армяне, вроде, есть. Мальчики и девочки.