Мужик, изрядно удивившись, оглядел девчонку. Тоненькая, щупленькая, бледная. Личико хорошенькое, без грамма косметики, совсем детское и такое наивно-честное! Одета скромно, закрыто и неброско – вероятно, из порядочной небогатой строгой семьи. Трясётся от испуга и неожиданности. Собака, что стояла подле хозяина, предупреждающе зарычала.
– Тихо, Найда, место! Почему это ты виновата?.. Как тебя зовут?
– Люба, назад! Ты чего?! – испугался Имир, но Поспелова не обратила на его окрик внимания.
– Меня Люба зовут, – ответила старшеклассница охраннику. – Я потеряла Тотошку. Он маленький, юркий и брехливый! Двор сторожит. Понимаете, дяденька, я пожалела Тото по глупости! Папа говорил, нельзя его с цепи отпускать, – сбежит, загуляет. А мне стало жалко. Он восемь лет мира дальше будки не видел, лапки не разминал! Подумала, отпущу, чтоб по двору погулял, а Тотошенька попрыгал-побегал, и через дырку в заборе смылся! Пошла искать…
– На наш завод? – недоверчиво хмыкнул второй охранник.
Поспелова, в страхе, что дома узнают о её гульках на заброшке, ещё и через милицию, твёрдо решилась – или пан или пропал – взять ситуацию за жабры, лишь бы уйти без последствий.
– Нет, по улицам. Шла мимо гаражей и ребят увидела! Спросила про собаку. Сказали, мол, нет. Я расплакалась, потому что отец с матерью убьют за побег пёселя! – По бледному лицу тихони побежали градом слёзы. Школьница зашмыгала носом, а нижняя челюсть начала выбивать дробь, будто от озноба. – Мальчики вообще своими делами занимались в гаражах…
– Какими? – поинтересовался мужик.
– Бухали и ширялись! – тихо съязвил Илья и тут же получил от Дениса в бок кулаком.
– Мотоциклы чинили. Они меня пожалели и пошли искать вместе со мной по улицам. А потом на завод мы все попёрлись, решив, что Тото здесь! – захлёбывалась слезами Поспелова. – Это я во всём виновата-а-а-а-а!!!
Она заскулила, заплакала навзрыд, руки затряслись, а у охранников постепенно от лицезрения сего действия вытянулись лица. Мужчины, люди бывалые, изрядно смутились от истерики юной особы, лопочущей оправдания друзьям настолько простодушно и доверчиво, что не поверить было крайне сложно. Люба смотрела на сторожей открыто, честно и донельзя виновато. Проснулось в зрелых охранниках что-то доброе, сострадательное, отцовское: будто это их дочь заливается горючими слезами, попав в нехорошую историю, и некому её защитить, некому помочь.
– Здесь так красиво! Как в фильмах! Это я всех за собой потянула! Забыла, зачем пришла! Начала везде ходить и смотреть! Пусть лучше милиция заберёт меня и в тюрьму посадит! Отец меня, конечно, убьёт, но остальные-то причём?!.. Они просто хотели помочь! В чём ребята виноваты?!..
– Ну, тихо, маленькая, не плачь!.. Что, прям отец и убьёт?..
– Папа, когда злится, ремнём до отключки выпороть может! В прошлые выходные выпил, все мои книги из библиотеки сжёг! А я теперь не знаю, как их возвращать! Но ведь это никому не интересно, правда? Мы семья, разберёмся! – всхлипнула десятиклассница. – Я виновата, признаю! Вызывайте милицию, но, пожалуйста, отпустите остальных! Пусть милиционеры меня накажут!!!
Тут она, вконец войдя в роль, давясь слезами и трясясь всем телом, протяжно завыла.
Коробкин, Ибрагимовы, Конохин да Овчинников, не веря своим ушам, пребывали в глубоком шоке от концерта. Парни окончательно впали в ступор и не знали, стоит ли им вставить хоть слово или продолжить молчать. Принимая её за библиотечную зубрилку, простую и безответную, ровесники без сомнений думали, что Люба наивна как младенец и совершенно не знает мир, потому что запирается дома родителями да воспитывается в излишней строгости, как при домострое.
Правда была в том, что Поспелова давно научилась приспособляться по-своему. Ей столько лет напролёт мать талдычила о важности репутации в чужих глазах, что девочка, дабы угодить деспотичной родительнице и заслужить её доброе слово, умудрилась манипулировать пожилыми на свой лад сама того не ведая. Люба на уровне чутья и интуиции знала наизусть, что старшие хотят получить. Что нужно говорить взрослым и как говорить. Какую интонацию держать, как улыбаться, чтобы выглядеть безгрешным агнцем. Как поддакивать, соглашаться, кивать. Как строить из себя скромницу, чтобы человек потом сказал матери: «Какую ты, Шурочка, замечательную дочку растишь! Хорошая она, порядочная! Не то что современная молодежь! Стыд один!» Григорьевна, счастливая, улыбалась, а тихоня мотала на ус и зарабатывала дополнительные очки.
Амплуа хорошей порядочной девочки так прилипло к ней, что школьница уже не разбирала, где она настоящая – её желания, чувства, эмоции – а где выученная назубок роль, лишь бы мама была довольна. Но приспособленчество впиталось в кровь, прошило насквозь тело и рефлексы, и Люба – сейчас, здесь, на заводе, стоя перед охранниками, – уверенно лгала, играя выученную наизусть пьесу, и без капли сомнения верила сама себе.
– Тихо-тихо! Не плачь, милая! Ну что ты, деточка?! – пожилой мужчина подошёл, приобнял школьницу, что захлёбывалась от слёз, и погладил по голове в безуспешной попытке успокоить. – Где живёшь, маленькая?
– Улица Льва Толстого, 238, – отчеканила она адрес, который случайно увидела по пути на завод. – Звоните в милицию, я во всём признаюсь!
ebooksa