Школа. Никому не говори 2

22
18
20
22
24
26
28
30

Люба залезла в постель и спряталась под одеяло с книжкой. Из окна возле кровати неприятно дуло прямо в голову. Девочка бросила на окно подушку, и сквозняк перестал создавать дискомфорт.

Скандал утих. В Любину комнату зашла Александра Григорьевна.

– Доченька, можно с тобой посидеть? – Женщина присела на кровать поближе к подростку и погладила одеяло. – Любонька, если я с отцом разведусь, ты обидишься? Что я семью разрушила и тебя отца лишила?

– Не обижусь! Ты будешь счастлива. Папа – тоже! Наверно, всем будет хорошо.

– Отец с тобой тогда жить не будет.

– Я буду к нему в гости ходить, если он пригласит. Хочешь – разводись! Сама же ругаешься вечно, как папа тебя достал.

– Всё с тобой понятно! – недовольно вздохнула мать. – Ты на стороне отца. Что будет со мной, никому не интересно! Посмотрим, что Шурик скажет.

– Он ещё не вернулся?

– Нет, вещи забрал. Какую-то новую кралю подцепил и уехал жить к ней.

«Есть в мире сила Божья! Пусть женится, нарожает детей и не возвращается!» – обрадовалась Люба, но виду не подала. Можно снова слушать музыку в комнате брата, благо он разрешал.

– Отец твой бесхребетный, не думает головой, впрочем, как всегда! Всё поперёк, назло мне делает! Всегда так было, с самой молодости! Что ни попрошу: всё против, всё не согласен, всё не так! Пил молодой как проклятый, пока я работала, постоянно знакомые в канаве находили его вместе с велосипедом. Позорил меня своим пьянством! Плевать ему было, лишь бы ографиниться! Шурик, забытый в садике, из-за него у воспитательницы ночевал или со сторожем! Вспоминать стыдно!

Мама вздохнула и умолкла. Люба ждала продолжения. Комментировать не хотелось.

Родители ругались часто. Не ругались, так зло спорили. Девочка привыкла и воспринимала разборки в доме как нечто естественное. Мать постоянно жаловалась дочери на отца, бранилась, попрекала в ошибках прошлого, обвиняла в неудачном замужестве. Требовала развод – и не разводилась. Отец молчал, с Любой чувствами не делился и обиды на её голову не выплёскивал. Мать принимала молчание мужа как признание вины с поличным и жалилась дочке ещё больше.

Школьнице слово «развод» было как бальзам на душу и бессознательно ассоциировалось с покоем. Казалось, когда родители расстанутся, ей станет хорошо. Но развод оставался разводом только на словах, и то пока женщина злилась.

– А когда я тобой беременна была, что творил! Знаешь? Чуть к подруге с двумя дочерьми не ушёл! Хотел меня бросить! Целыми днями у стервы пропадал. Не нужна ты была папаше. Лучше б ушёл, чем остался! Всем нам без него хорошо бы было!

– Мама, мне жаль, – тихо вымолвила десятиклассница, слышавшая эту историю неоднократно.

Женщина печально посмотрела на подростка и погладила её по голове.

– Я лягу с тобой, полежу немного.

Александра Григорьевна примостилась рядом, накрылась одеялом и продолжила жаловаться. Почитать книгу не удалось. Так и уснули вместе мать и дочь под одним одеялом.

Глава 5.