Колесников чувствовал, что не может совладать со собой.
– Так, мне некогда. Я поехал. У меня полно дел. Будет время, – тут он как-то мерзко хихикнул, – позвони.
– Я тебя не поняла? – Софья встала. – Ты что, уходишь? Уезжаешь?
– Да, я же говорю, у меня дела в академии. Да и отвлекать тебя не хочу.
– От чего? От чего отвлекать? – растерялась Софья.
– От чего? – Колесников уже стоял в дверях. – От твоей личной жизни. От твоих недомолвок, секретов, странных квартир, неизвестно для чего снятых. Кажется, так естественно прийти и рассказать человеку обо всем. Остаться у меня. И вообще, сказать, что отношения с мужем очень плохие, что вы на грани развода.
– Я не привыкла делиться таким. Это проблемы, с которыми человек должен сам справляться.
Колесников уже взялся за ручку двери, но вдруг оглянулся и с чувством произнес:
– Я терпеть не могу двойной игры. Я считаю, что все и всегда надо говорить. А ты… ты могла тут… я не знаю… ты такая…
Софья молчала, только внимательно на него смотрела. Вокруг нее громоздились сумки, пакеты, коробки с обувью, лежала одежда, в пластмассовом тазике – ковшики, отдельно стояла корзина с посудой. Именно на нее и обратил внимание Колесников.
– Интересно, как давно здесь эти чашки?
– Какие? – не поняла Софья.
– Вот те, в корзине.
– А это имеет значение?
– Знаешь, в этой жизни по большому счету ничего не имеет значения. Но мелочи иногда бросаются в глаза и сами за себя говорят.
– Я тебя совершенно не понимаю.
– В два, даже очень больших чемодана, эта корзина с посудой не поместится.
Софья наклонила голову набок. Разозленный Колесников увидел в этом сходство с собакой. «Точно как какая-нибудь Муму! В толк не возьмет, о чем это человек говорит!»
– Ты хочешь сказать, что видел меня, уезжающую с чемоданом? Ты был на парковке? И ты не подошел? Но потом разыгрывал спектакли по телефону?!
Сергей Мефодьевич растерялся, но злость была сильнее. Он считал, что его водили за нос, обманывали, зачем-то пытались обвести вокруг пальца.