Месяц на море

22
18
20
22
24
26
28
30

Титова не могла не знать, что у Аси родных не было. Об этом знала вся кафедра и многие в институте, хотя Ася редко об этом говорила и вообще болезненно воспринимала тему. Учитывая стремление Юны Ильиничны знать все про всех, этот факт не мог пройти мимо нее.

– Дура – она и есть дура! – подытожил спор Евгений Петрович.

Пока шел спор Лушникова с Титовой, Ася тихо сидела за столом и готовила документы. Всей душой она была на стороне Евгения Петровича – по трем причинам. Во-первых, он был обаятельным, внимательным и галантным, что не мешало ему покрикивать на студентов и требовать неукоснительного выполнения правил, которые он установил. Несмотря на строгость и принципиальность, студенты его любили. Молоденькая и впечатлительная Ася, которая наблюдала Лушникова на кафедре, считала его почти идеалом мужчины. Вторая причина заключалась в вероломстве Юны Ильиничны Титовой. Ася столкнулась с тем, что устные просьбы Титовой впоследствии вдруг оказывались «просто мыслями вслух». Ася погорела дважды. Например, просьба Юны Ильиничны отнести в деканат внутренние документы кафедры привела к конфликту между Архиповой и деканом. Когда Александра поинтересовалась, кто дал такое распоряжение, выяснилось, что Юна Ильинична. Архипова вызвала и Асю и Титову к себе. Последняя заявила, что это, мол, были просто размышления вслух и нечего секретарю проявлять ненужную инициативу. Архипова выразила общее неудовольствие, а потом переговорила с Асей – и больше поверила ее рассказу. Третьей же причиной было стремление Титовой выведать секреты кафедры. Вернее, ее сотрудников. Делала это Юна Ильинична очень примитивно. Ее замыслы всегда раскрывались собеседником, но сама Титова, стараясь выставить всех дураками, предпочитала этого не замечать. В последний раз она пришла так же рано, как и Ася, присела в кресло у ее стола и весело спросила:

– Асечка, вам не надоело быть купидоном, который разносит любовные письма?

– Вы о чем? – изумилась Ася. Она ждала от Титовой чего угодно, но не подобного вопроса.

– Бросьте. Все знают об отношениях Александры Львовны и Лушникова. А вы больше всех. Вы умная, деловая. У вас амбиции и большое будущее. Охота сидеть под боком стареющей королевы красоты?.. Чем дальше, тем она будет ревнивее… Еще, чего доброго, и вас к Лушникову приревнует. Все же видят, что он вам нравится! Да и он захаживает к вам часто, особенно пока нет Архиповой.

– Вы глупости говорите!

– Девочка, в моем возрасте глупости не говорят. – Титова высокомерно улыбнулась.

С того момента Ася на дух не переносила Титову. В тот день, когда Лушников назвал Юну Ильиничну дурой, Ася занималась своей работой, прислушиваясь к перепалке, и только раз тихо прыснула, оценив вольность, которую позволил себе Евгений Петрович. Юна Ильинична не могла оставить это незамеченным. Когда прозвенел звонок на пару и большинство педагогов разошлись, Титова подошла к Асе.

– К вашему сведению, об отношениях Александры Львовны и Лушникова знают в деканате. И это ваших рук дело. Когда я возмутилась такими грязными сплетнями, мне назвали ваше имя.

Титова подхватила папку и выплыла из кабинета. Ася остолбенела. Она даже представить не могла, что в двадцать первом веке можно так по́шло интриговать. Ася продолжила работать, но под вечер настроение окончательно испортилось. Она уже выключила компьютер, почти везде погасила свет, но на минуту, одетая, присела на стул. Ася поняла, что клеймо сплетницы теперь будет лежать на ней, и как бы она ни отпиралась, все равно Архипова засомневается. Асю не очень волновала реакция других, но Александру Львовну считала почти идеальной и подводить ее не посмела бы. К тому же Архипова всегда относилась к Асе уважительно: с добром и пониманием. Ничего плохого Асе не делала, а теперь получалось, что…

Ася вздохнула, включила компьютер и уже через несколько минут готовое заявление об увольнении лежало у нее в столе. «Вот. Не знаю, как поступить по-другому. Ждать, пока уволят? Смотреть в глаза и понимать, что в тебе сомневаются… Ничего. Найду себе работу!» – подумала она. Наконец вышла из комнаты и закрыла дверь на ключ.

Все произошло поздно вечером в субботу, когда лекций было совсем немного, но кафедра должна была присутствовать в полном составе.

В воскресенье выяснилось, что программа, которую разработали специально для кафедры и которой пользовались все без исключения, приказала долго жить. Сначала Ася не смогла удаленно войти в базу, потом и Лушников, которому срочно понадобились оценки одного студента за прошлый семестр. Евгений Петрович позвонил Асе, та позвонила Севе Шахрину – IT-специалисту, совмещавшему в куче мест. У Архиповой был системным администратором и поддерживал в рабочем состоянии компьютеры и базу.

– Надо приехать посмотреть, – сказала Ася Севе, – завтра же рабочий день. Мы не можем остаться без программы, с которой работает вся кафедра.

– Не поеду, у меня другая работа.

– Сева, – вздохнула Ася, знающая манеры админа, – ты же понимаешь, это очень важно.

– Понимаю, но я все планирую.

– Аварии на то и аварии! О них никто не предупреждает, и никто их не планирует.

Разговор с Шахриным длился долго. Ася не первый раз уговаривала Севу сделать то, что положено, и каждый раз удивлялась: Шахрин тратил больше времени на споры, чем на решение проблемы. Как-то раз она ему сказала: