– И что же именно?
– Истории книжных героев помогают отвлечься от реальности и найти ответы на многие вопросы, когда ты зашел в тупик, не зная, где искать выход.
Я говорил, вспоминая Эмили, сидящую за настольной лампой в приглушенном свете в простой, но милой одежде. Локоны, спадающие на страницы, и уголки губ, застывшие в разных эмоциях. Я каждый день видел, как она смеялась и плакала, но никогда не замечал этого.
– Ты слишком помешан на этом.
Ванесса подошла ко мне, прильнув к губам. Ее запах перебивал аромат вишни, который так отчетливо витал в книжной лавке. Мне не хотелось, чтобы он испарялся, но он ускользал так же, как и сама девушка.
В присутствии Ванессы я терялся. Не мог быть самим собой. Вместо меня всегда всплывал мой образ из прошлого. Я не открывался Ванессе, словно чувствовал какую-то преграду. Преграду в несколько лет молчания. Ванесса была мне близка, но то, кем я был в присутствии Эмили, сбивало меня с толку.
Ванесса подошла ко мне, поглаживая напряженные плечи.
– Ты как-то напрягся, – сорвалось с ее губ.
Девушка положила руку на мой пресс и, цепляясь за краешек футболки, с легкостью стянула ее с меня. Она откинула меня на край кровати. Не ослабляя хватку, Ванесса села мне на колени. Ее руки постепенно изучали мое тело, каждый его рельеф. Она водила пальцами от самой шеи до низа живота. Тело отвечало на ее движения, но разум все еще помнил о той. Бедра Ванессы набирали темп, пока губы целовали мои плечи. Сейчас были только я и Ванесса.
И Эмили, прочно засевшая в голове. Она показалась мне яркой вспышкой, я вскочил с постели. От такого диссонанса у меня сорвало крышу.
– Что с тобой? – Ванесса испуганно подбежала ко мне, но я отошел назад.
– У меня нет настроения. Я хочу побыть один.
Оставив позади проблемы, я все же добрался до своего убежища. Возгласы родителей не умолкали со вчерашнего дня. Я незаметно прошел в комнату, обессиленно упал около мольберта. Голова склонилась к листку бумаги. Живопись была моим спасением, и сейчас я нуждался в ней, как ни в чем ином.
Я всегда изображал то, что творилось у меня на душе. Только кроме пустоты я ничего не чувствовал. Все внутри меня превратилось в камень. Камень, который тянул жизнь на дно. Как можно изобразить то, чего не существует, но что гложет глубоко внутри?
Я просидел неподвижно до утра. Алый рассвет слепил глаза, которые молили о пощаде.
Взглянув на стену с картинами, я вспомнил о последнем написанном наброске. Похоже, что я оставил листок в книге, но спохватился об этом только сейчас.
Я накинул на себя куртку и, не сменив вчерашнюю одежду, выбежал на улицу. Мне нельзя было потерять иллюстрацию. Она слишком много значила для меня и была одной из завершающих в моем цикле классических произведений. После нее я понял, что хочу видеть в себе настоящего художника. Так набросок стал моим переломным моментом, который я был обязан сохранить. В воскресенье лавка открывалась позже обычного, но я стоял у ее дверей, когда время еще не доходило до пяти утра. Несколько громких ударов разразились эхом от ближайших домов. Никто не отзывался. Но, дернув за ручку, я заметил, что дверь была открыта.
Я бесшумно вошел внутрь. Пол, как назло, скрипел, поэтому я медленно перебирал ногами.
Дойдя до нужных полок, я принялся искать корешок с «Великим Гэтсби», но его нигде не было. Я занервничал. Я точно помнил, что оставил его между Оруэллом и Бронте. Пройдя чуть в сторону, я все же выдохнул, когда увидел знакомую надпись. Лихорадочно перелистывал страницы в поисках своего наброска.
– Случайно, не это ищешь?