Игровая площадка для грешников

— Олли Санчес! — Крикнул я, выходя в бар, который в данный момент был закрыт.

Олли сидел в баре без рубашки, а Эстель размазывала по его груди краску для тела. У нас была ультрафиолетовая вечеринка, и все бармены были выкрашены ультрафиолетовой краской. В течение недели я всегда ставил за барную стойку хотя бы одного из своих парней, потому что в городе было много женщин, да и мужчин, которые приходили сюда, чтобы поглазеть на парней не меньше, чем на девушек. У каждого из нас был свой маленький фан-клуб, но ни один не был таким большим, как мой.

— Сделай перерыв, Эстель, — скомандовал я ей, и она поспешила за стойку. Она была здесь самой старой сотрудницей, и я никогда не просил ее одеваться, как другие мои девочки.

Она была бесценна для меня в других отношениях, и мне было наплевать, что она здесь не для того, чтобы радовать глаз. Я взял ее к себе ее пять лет назад, когда ее муж, который был здесь постоянным посетителем, избил ее до полусмерти. Я вышвырнул этого мудака из города со сломанной рукой и несколькими выбитыми зубами и дал ей работу, пока она не встанет на ноги. Оказалось, что она не только полюбила свою работу, но и чертовски хорошо справлялась с ней, держа весь персонал в узде и управляя серьезно напряженным коллективом. Многие сотрудники называли ее мамой Стеллой, потому что она была добра к ним, и я не планировал когда-либо отпускать ее.

— Олли, ты кусок дерьма, — прорычал я, и он закатил на меня глаза. Он был такой же широкоплечий, как я, и его лицо было высечено из камня, но я был выше его.

— Да ладно, босс, — простонал он.

— Не надо мне тут твоих, блядь, да ладно, босс. Мы открываемся меньше чем через пятнадцать минут, и я клянусь, блядь, если Белла не будет улыбаться во все лицо, когда первый клиент войдет в эту дверь, ты заплатишь мне каждый доллар, который я потеряю, потому что она ходит здесь, шмыгая носом и всхлипывая, пока раздевается. Это не способ вести бизнес, чувак.

Олли провел рукой по своим длинным волнистым черным волосам. — Я больше не хочу, чтобы она продавала свою киску, — прорычал он, дуясь на меня, как будто это была моя гребаная вина. Как будто я был каким-то вагинальным троллем, который заставлял девушек становиться на колени перед мужчинами в своей жуткой пещере. Но я не допускал ничего подобного в «Загробной Жизни».

Я в раздражении шлепнул его по лбу. — Это ее выбор. Я не заставляю ее сосать член, но она сосет его хорошо, так что я буду получать свою долю, пока она продолжает это делать, точно так же, как я убью любого ублюдка, который попытается причинить ей боль. — Многие мои танцовщицы предпочитали трахаться за дополнительные деньги, и я предлагал им защиту и сопровождение на работу и с работы, чтобы обеспечить их безопасность. Они все равно собирались это делать, поэтому я позволял им и брал свою долю. Вообще-то, я не был сутенером, но что ж, ладно, я был сутенером. Но тем, которому на самом деле было не наплевать на людей, которые работали на меня, и тем кто следил за тем, чтобы они получали медицинскую помощь и прочее дерьмо, так что, по крайней мере, я был хорошим сутенером.

Мышца на его виске дернулась, когда он продолжил дуться. — Я не могу с этим справиться, брат. Я вижу ее с другими парнями и просто хочу… агрх. — Он сжал кулаки, и я вздохнул.

— Ты знал, в чем заключалась ее работа, когда начал трахать ее, — сказал я. — Что ты хочешь, чтобы я с этим сделал?

— Выведи ее на главную сцену, чтобы она могла получать больше чаевых. Если она будет зарабатывать здесь больше, она остановится.

— Белла недостаточно хорошо танцует для главной сцены. Если она хочет больше денег, то может подрабатывать за стойкой бара или ходить на гребаные уроки танцев вместо того, чтобы постоянно страдать от похмелья или быть под кайфом.

Он сердито хмыкнул, и я схватил его за подбородок, заставляя поднять на меня глаза. — Что бы ты ни делал, никогда больше не называй ни одну из моих девочек тупой шлюхой, или я вышвырну твою задницу. Мне не нужна драма, и я, конечно, не ценю гребаные двойные стандарты. Ты работаешь в стрип-клубе с эскортом. Хочешь встречаться с хорошей, достойной девушкой, которая будет поклоняться твоему члену на моногамной основе, тогда найди такую за пределами «Загробной Жизни». Если нет, то иди и заставь свою девушку улыбаться, засранец.

Он кивнул, поднялся со своего места и, покорно склонив голову, направился в раздевалку. Я направился из бара по коридору, который вел к моему кабинету, и вошел внутрь, покачав головой из-за Олли.

Джесси появилась через несколько мгновений, прикусив свою приторно-розовую нижнюю губу. Ее длинные каштановые волосы были выкрашены УФ-краской, и на ней был крошечный серебристый наряд, демонстрирующий упругую кожу, вся она была покрыта нарисованными сердечками и полосками.

Она закрыла за собой дверь, застенчиво улыбнувшись мне, когда я прислонился спиной к своему столу. — Ты выглядел напряженным, малыш.

— Олли снова ведет себя как мудак, — вздохнул я, когда она приблизилась ко мне и сразу же потянулась к моему члену, потирая мою промежность, пытаясь возбудить меня.

Я проглотил то, что казалось лезвием бритвы в моем горле, когда она опустилась на колени и достала из лифчика презерватив с клубничным вкусом. Ее любимый.

Она расстегнула мне ширинку, а я продолжал глотать бритвенные лезвия, наблюдая за ней, но мой член был примерно таким же активным, как дохлая рыба. Ни разу не пошевелившаяся, даже не дернулся. Он был мертв, как вымершая птичка Додо. Какого хрена, Джонни — младший?