Живописный труп

– Так он, извините, чуть в милиции не оказался. Дед его с порога начал расспрашивать, уличил во лжи. Да как схватит за руку!

Дородная парикмахерша схватила Смородину за плечо, чтобы он прочувствовал, что ощутил мальчик-зайчик. Глаза у нее при этом стали большие и абсолютно круглые, как у Ягужинской, когда она узнавала сплетню.

– И давай орать, что там люди кровь проливали, а этот мошенник себе их подвиг присваивает. Грозился наряд вызвать. А мужчина такой… кажется, чем-то командовал. В нем проснулся зверь! Ох, наш зайчик еле жив остался. Ну завидуешь ты гражданским, их мирной жизни да целой психике. Завидуй молча! Теперь, если кто и заикается о походе в тот дом, каждый парикмахер нашего города отвечает: «За две квартиры – да, а если дешевле – стригите его сами». Он ведь в другой раз утащит в милицию. Что, если у него связи? Или оружие? Он-то сумасшедший, ему ничего не будет.

– Вот это да!

– Не говорите! Там такое оказалось осиное гнездо. Дочь сбросила отца с электроскутера. Но… – Тут парикмахерша осмотрелась и начала говорить на полтона ниже: – Вообще, вы знаете, что говорят люди? Что все это постановка. Да. И на самом деле ту каталочку ему купила любовница. А настоящую дочь она придушила еще раньше и сейчас живет в доме вместо нее. Милиции-то нашей дела ни до чего нет, вы же знаете.

На первой странице местной газеты администрация отчитывалась о своих подвигах, потом шли происшествия и заметки, расписание показа кинофильмов единственного кинотеатра и частные объявления. «В новом году дороги станут еще дороже», «Самая живописная смерть Подмосковья» – по заголовкам трудно было понять, работают в газете ироничные или, наоборот, только пробовавшие себя на литературном поприще журналисты. Особенно Смородину заинтересовала фотография большой торжественной лестницы советского периода. У ее подножия виднелось небольшое темное пятнышко. Речь в заметке шла про пожилую женщину с больными ногами, которая оступилась и погибла в результате падения.

Смородина не мог этого объяснить, но он всегда с первых слов понимал, рекламный это текст или нет. Интуиция? Или по стилистике он определял, что автор, хоть и прикидывался независимым обозревателем или простым потребителем, начинал писать подозрительно гладко. В заметке рассказывалось о том, как опасны советские лестницы и как правильно будет разобрать их и построить на месте парка ЖК и торговый центр. «Сколько еще бабок для этого нужно?» – вопрошал автор в финале заметки.

Среди объявлений Смородине бросилось в глаза одно, набранное большими буквами. «ОНА ОДНА ПОНИМАЕТ МЕНЯ. ВСЕ ВРЕМЯ СПАТЬ ХОЧЕТСЯ, НО ПРИТВОРЯЮСЬ БОДРОЙ. ДЕСЯТЬ ЛЕТ КАК ОДИН ДЕНЬ, ДАЖЕ ВСПОМНИТЬ НЕЧЕГО. ПОМНЮ ВСЕ, ВО ВСЕХ ДЕТАЛЯХ. ВСЕ ЭТИ ГОДЫ БОЛЬ ОДНА И ТА ЖЕ. ПРОСЫПАЮСЬ, ОНА ПОЯВЛЯЕТСЯ. И НА ЦЕЛЫЙ ДЕНЬ». Под ним была черно-белая фотография – женщина примерно пятидесяти лет сидела на скамейке рядом с худенькой девушкой, а к ним тянулся ребенок. Ниже была просьба тем, кто мог что-нибудь «об этом» рассказать, позвонить по указанному номеру телефона. То ли рекламодатель сам не понимал, о чем идет речь, то ли писал роман, то ли в тихом подмосковном городе зарождался новый вид мошенничества.

Вернувшись в дом с колонной, Смородина положил газету при входе, зашел в ванную помыть руки, потом отвлекся на просьбу Анны сфотографировать ее с вазами. Потом к нему подошел Оскар и передал, что генерал зовет его в библиотеку.

Адвокат стоял рядом с книжными полками, когда Афанасий Аркадьевич катил в своей коляске мимо. Смородина замер. Дядя проехал мимо и, хотя смотрел в его сторону, не остановился, ничего не сказал и вообще никак не отреагировал. С коляской он управлялся ловко.

Библиотека была чем-то вроде пещеры дракона. За нахождение в ней не расстреливали, но как-то все чувствовали, что никому, кроме хозяина дома, в ней не место. Вазочка с шоколадными трюфелями стояла на столе. Оскар следил за фигурой. Эльвира еще во времена царя Гороха исключила из рациона мучное и сахар. Жанна время от времени ела все, что не приколочено к столу, но трюфели не любила. Каждая конфетка была завернута в фольгу. Генерал взял одну, ловко развернул упаковку и отправил лакомство в рот.

– Хотите трюфель? Полностью натуральные. В моем детстве ничего похожего не было. Вкус одновременно горький и свежий, как полет в горах. Они все с разными добавками, их вручную делает одна семья. Для каждого клиента в отдельности. Вроде уловка, чтобы содрать побольше, а все равно приятно.

– С удовольствием попробую.

Платон Степанович смирился со своей пышностью еще в детстве. Он знал, что ему никогда не стать упругим и стройным блондином, даже если он, как коала, будет есть только листики. Кстати, коалы весьма пышные, хоть и едят «правильно».

– С чем вам попалось?

По ощущениям это был сырой карась.

– Кажется… что-то натуральное.

Генерал рассмеялся.

– Не любите все эти гурманские штуки? Там попадаются экспериментальные, да. Возьмите другую.

– Спасибо. Я слежу за сахаром, – дипломатично ответил адвокат.