Живописный труп

– А какие у вас отношения с другими членами семьи?

– Вежливые. За кого вы меня принимаете? Я не обсуждаю работодателей.

– Мудро. – Тут Смородина вспомнил, как Оскар при первой встрече указал на истеричность Жанны. – А как вы попали к Афанасию Аркадьевичу?

Оскар рассказал, что встретился с дядей случайно. Приехал в Москву, снял комнату неподалеку, потому что дешевле. Как-то на прогулке они разговорились. Дядя был недоволен своей профессиональной медсестрой – она очень много болтала, побуждала его писать мемуары, расспрашивала о сослуживцах. Поэтому он ее уволил, несмотря на ее сопротивление, слезы и даже попытку угроз. И нанял Оскара, поставив жесткое условие – молчать. Никаких разговоров по душам, вопросов не по делу и приторно-вежливых разговоров о погоде.

– Например, недавно мы гуляли втроем. Я вез коляску. Она может и сама ехать, но на улице обычно я ее вожу. Племянница шла рядом. Вдруг какая-то рыжая бабка выросла как из-под земли: «Жанна! Жанна? Ты Жанна или нет?» Та испугалась, до сих пор дрожит. Мы прошли мимо, я начал ее расспрашивать, так он мне чуть ли не увольнением пригрозил. При нем ни одного лишнего слова. Жесткая субординация.

– А когда это было?

– На выходных, кажется. В воскресенье.

– Вы не помните, как звали вашу предшественницу?

– Татьяна. Я мало с ней общался.

– Мне нужна помощница для родственника, он болеет. А тут проверенный человек. Мой родственник как раз любит общаться, судя по тому, что вы описали, она идеально подходит. Вы не могли бы найти номер ее телефона?

Оскар пообещал посмотреть.

Платон Степанович вернулся к мангалу на лужайке перед домом. Жанна сидела рядом с матерью, закутавшись в плед с этническим рисунком. Было ощущение, что ее только что бил озноб либо она две недели просидела в землянке, где смотрела на ноутбуке только фильмы ужасов. Платон Степанович подумал, что то, что он принял за театральный образ при их первой странной встрече, было для нее естественным поведением. Они с матерью были мало похожи. От Эльвиры буквально веяло спокойствием и благополучием. У нее посветлело лицо, когда она обратилась к дочери:

– Жанночка, что же ты не побеспокоишься о шашлыке для Оскара? Надо быть заботливой девочкой.

Дочь поднялась, безо всякого энтузиазма набрала в тарелку мяса, овощей и пошла в дом. Смородина, который слушал этот диалог, опять почувствовал нечто, что он никак не мог сформулировать. В Эльвире буквально пробуждалась жизнь, когда она обращалась к ребенку. Такую любовь невозможно было подделать, потому что сыграть можно мимику, но не химию. А Жанна? Она казалась безразличной.

Платон Степанович думал о том, что в последнее время трудно было определить, сколько лет человеку. Тинейджер на скутере оказывался отцом тинейджера, крупная развитая баба – школьницей. Тридцативосьмилетняя Эльвира была приятной спокойной русской женщиной. Не красавица, не яркая, однако она была гораздо симпатичнее глазастой куклы на портрете Мылова, которой как будто сунули яблоко в зад. Но было видно, что жизнь ее помотала. Особенно ее выдавала шея, из-за нее она казалась старше своих ровесниц. В конце концов, в юности она употребляла наркотики и чуть не села в тюрьму, жила с мужем-тираном, а потом много и тяжело работала, в частности мыла унитазы. В 2010-х сорокалетние женщины выглядели уже не так, как их ровесницы двадцатого века и раньше. В массе своей они разнообразно питались, реже вкалывали на фабрике или везли на себе крестьянское хозяйство. Это было первое поколение, которое выросло не голодая. Они в среднем были выше. Чувствовали себя лучше. Тратили в день в два раза меньше калорий, чем их бабушки. Стиральные машины берегли их руки. И до гормональной перестройки в сорок пять лет трудно было определить точно, сколько им лет. Но для Эльвиры XXI век очень долго не наступал.

Генерал снова укатил, сказав, что будет обедать в своей комнате. Он, как сказочный царь, все время ел так, чтобы этого никто не видел.

– Афанасий Аркадьевич держит здесь все в кулаке, – сказала Эльвира. – Запрещает менять что бы то ни было. Как в старые добрые. А еще он говорит очень громко и сам этого не замечает. Поэтому я слышала ваш разговор обо мне.

Милая девочка, которую жизнь протащила вниз лицом по гравию, сумела выжить, повзрослеть и, главное, сохранить сострадание. Было в ней что-то располагающее. Она была прекраснее, чем на портрете Мылова, хотя сам Мылов ткнул бы кистью в глаз сказавшему такое. Мыловы не умеют подсматривать красоту. Им кажется, что «идеальные» маски, которые они создают, – это красота и есть. А живое, дышащее, привлекательное – это все им непонятно и неудобно. Кажется, дочь не унаследовала обаяния матери.

– А что вы думаете о женихе Жанны Правдорубове? – спросил Смородина.

– Я думаю, она ему безразлична, ему бы только в домике пожить. Я ее рано родила. Сегодня девочки не торопятся обзаводиться семьей. Афанасий Аркадьевич вон вообще, когда узнал, сказал: «Зачем ей замуж, ей что, жить негде?» Но как я сказала, что против, сразу оказался за.