Живописный труп

На это Анне возразить было нечего.

– Но она така-ая несуразная. – Она говорила, растягивая слова. – Ее художники должны рисовать. Если придумывать уродливую девушку, лучше не придумаешь. Ты видела у кого-нибудь еще такую челюсть?

Внутренне Жизель была согласна. Она в принципе не считала красивой ни одну женщину, кроме себя. В смысле по-настоящему красивой. И она спокойно с этим жила, вынося одиночество своей красотой без боли. Но не могла же она не возразить.

– Это дело вкуса, стиля, то есть ума.

– Деньгами сейчас все решаемо. Можно, наверное, как-то подпилить? Не уверена, но поспрашивать можно. Она же вся как Кощей Бессмертный. Ни в маму, ни в папу.

– Ну, не в маму-то понятно. А вот тебе не кажется, что шашлычник очень похож на Оскара?

Сеанс энерготерапии

Сеанс энерготерапии продолжился в комнате Эльвиры.

– Я думал, будут благовония и такая музыка с позвякиваниями.

– Это устаревшие дешевые ходы. Хотя некоторым так легче. Здесь самое главное, чтобы человеку было комфортно. Чтобы он мог впустить меня в себя. Главное происходит на уровне энергии.

«И здесь экономия», – подумал Смородина. Вслух же он сказал:

– Это именно то, чего мне не хватает. Энергии.

Он сел в кресло, следуя подсказкам Эльвиры, расслабил ноги, руки и «пространство между ушными раковинами». Дальше началось невообразимое. Смородина пожалел, что не почитал в интернете заранее о том, что его ждет. Он рассказал о своей проблеме, стараясь не выдавать лишней информации, но и не отклоняться от линии пробного сеанса. Первый же вопрос обнулил все его усилия по релаксации.

– Почему вы выбрали своих родителей?

Он вспомнил класс задач в математике, у которых просто нет правильного решения. То есть в контрольной работе правильным ответом является фраза «у этой задачи нет решения». Он начал было рассказывать про генетическую лотерею и возраст, в котором у ребенка начинает развиваться мышление, однако выбирать родителей в этот момент уже восемь лет как поздно. Эльвира перебила его:

– Этого я и боялась. Вы говорите от головы. А нужно от сердца.

Сердце качало кровь. Платон Степанович понял, что про кардиолога шутить не следует, но он искренне не понимал, чего от него ждут. Как он мог выбрать своих родителей, если это они выбрали друг друга задолго до того, как возник эмбрион, из которого он потом и развился? Эльвира смотрела на него, как на недотепу. Наклонив голову, она жалостливо улыбалась.

– Вы смотрите через интеллект. Через весь тот мусор, все те сказки, которые транслируют Биг фарма и ее приспешники ученые. А вы посмотрите сердцем на то, что происходит на самом деле. Отключите мозг.

Смородина закрыл глаза, откинулся в кресле и глубоко вдохнул. Отключение мозга ему не грозило, главное было создать иллюзию, что он доверяет терапевту, как ребенок. Отец… Уважаемый в профессиональных кругах адвокат Степан Смородина… Его родители работали вместе, дома говорили о работе, поэтому к моменту поступления в вуз у него не было только корочки и тех связей, которые образуются в курилке. Его отец был богоборец, он рано потерял зрение едва ли не полностью, но никогда не позволял относиться к себе как к инвалиду, предпочитая драться на равных. Платоша не то чтобы вспоминал его и в свои тридцать, и в сорок. Он его никогда не забывал. Внимание, которое Степан Смородина уделял сыну, было таким же строительным материалом для роста личности, как пища для тела. Свое завидное душевное спокойствие Платон Степанович не воспитывал специально, а просто принял в дар.

– Что вы видите?