Я не удержалась от усмешки.
Цезарь усмехнулся в ответ.
– Пусть. Так чего же хочет Джек Смит?
Нас ждали. Это была самая темная и самая тихая часть ночи. Затаились даже звезды. Приближение незваных гостей мы услышали задолго до того, как взошло багровое солнце, их весла скользили по воде и выходили из нее с легким чмоканьем. Они-то, видать, считали себя везунчиками. «Черная Мэри» замерла темным неподвижным облаком, словно корабль-призрак. Воронье гнездо[21] пустовало. Даже опытному глазу могло показаться, что и Цезарь, и вся команда «Черной Мэри» погружены в глубокий пьяный сон.
Люди Цезаря расстреляли баркасы, а затем запустили в их лагерь ядро. Мужчин, выживших после взрыва, схватили, и Цезарь потребовал у Джека Смита за них выкуп, который тот сначала отказался платить, обозвав «гостей» грязными мародерами. Цезарь предложил в назидание остальным вернуть головы захваченных отдельно от туловищ.
Заложников Смит все же выкупил. Заплатил он и за груз, который привезла «Черная Мэри» и о котором шла речь на переговорах, причем гораздо дороже.
Когда мы выплывали из бухты, Цезарь положил мне на ладонь пять золотых монет.
– Твоя доля, сестренка, – пояснил он. – Вот как соберешь достаточно этих красивых кругляшков, так и сможешь купить все, что душе угодно. Даже достойного мужа, когда подрастешь!
Я сохранила в памяти этот момент: ведь первый раз в жизни держала в руке монету, заработанную собственноручно!
10
Риф Цезаря
Если б у меня сохранилось все золото и серебро, которое Цезарь давал, пока я жила у него, сегодня я была бы богачкой. Могла бы купить прекрасный дом, землю, скот, лошадей и кур, и деньги еще остались бы. Могла бы при желании и людей покупать. Носила бы красивую мягкую одежду и курила бы элегантную трубку или сигару.
Следующие несколько недель, пока «Черная Мэри» и ее «супруг» плыли на север, Цезарь на каждой остановке использовал один и тот же метод и богател.
Я многое узнала о Цезаре и о его, а теперь и моем мире. Не с его слов. Слушая, наблюдая. Прокручивая в голове сцены и слова, пока они не приобретали для меня смысл. Пока не становились частью реальности.
Таких пиратов, как Цезарь, было много. В каждом порту они захватывали корабли розоволицых и странствовали по теплому Карибскому морю, стараясь избегать столкновений с англичанами или испанцами и вступая в бой только при необходимости. Союзы внутри сообщества были разнообразными и недолговечными. Цезарь говорил, что роман нередко продолжался лишь от восхода до заката. «Черная Мэри» с «супругом» никогда не задерживались в порту или бухте дольше чем на два захода солнца. Цезарь был известен своей манерой исчезать в самое темное время, в три часа ночи, пока еще не рассвело и не зашевелились птицы.
За головы всех нас была назначена цена. Мой досточтимый брат помнил об этом. И поэтому был непредсказуем. Появлялся в портах, бухтах и у островов неожиданным и незваным. Уходил без предупреждения, и никто не знал куда. О Цезаре говорили, что его следы проявляются на мокром песке лишь через два дня после того, как он поднял якорь.
Флот «красных мундиров» – так называли людей английского короля – покрывал темные воды до самого горизонта; то же было и у испанцев. У других пиратов имелись целые армады кораблей. Но не у Цезаря. Однако он не хвастался, утверждая, что с несколькими баркасами и двумя парусниками способен добыть больше, чем все остальные. Этот человек проникал в порты, сбывал свой груз и уходил незамеченным, став богаче, еще до того, как враги и преследователи получали вести о его прибытии.
Он знал всех пиратских королей, их женщин и их слабости. И потому использовал своеобразную магию, чтобы получить преимущество, предоставляя им развлечения соответственно их желаниям или порокам и при этом отвлекая от собственной деятельности, позволяя видеть только то, что нужно ему. Француз при нем был соглядатаем, голосом и переводчиком, стоял подле Цезаря, властно говорил и жестикулировал. Я тоже пристраивалась рядом, но меня никто не замечал. Да и кто станет смотреть на обыкновенного мальчишку (а ни на кого другого я еще не была похожа), которого Цезарь гладил по голове, как собаку. Я держала голову опущенной, уши открытыми и была невидимой, хоть оставалась на виду. Взгляд жертвы Цезаря скользил по мне, как по травинке в поле, и внимания я привлекала не больше. Меня вообще не видели.
Мы шли на север через теплые спокойные моря, заглядывая в мелкие проливы, останавливаясь тут и там на островах с разными интересными названиями: Тихое местечко (Маягуана), Рыбная отмель (Кей-Лобос), острова Ромовый (Рам) и Кошачий (Кэт), встречаясь то с «собратьями по труду», то с «нейтральными» людьми, то по торговым делам, то нет. Но каковы бы ни были цели обходных маневров Цезаря, результат никогда не вызывал сомнений: он наполнял трюм «Черной Мэри» монетами и драгоценностями не только для собственного удовольствия, но и для удовлетворения потребностей местных жителей, от сахара до тончайших швейных игл. А потом его корабли направлялись на север, а затем на восток к небольшому безымянному острову, не обозначенному ни на одной карте. На нем водилось много птиц и имелась гора и защищенная бухта, где бросали якорь и укрывались корабли самого разного подданства с самыми разношерстными командами.
Это был один из множества клочков земли, служивших преградой на пути испанским колонистам. Маленькие, песчаные, одни покрытые пышной растительностью, другие голые и настолько рыхлые, что их смывало во время прилива, а третьи покрупнее, где из зелено-голубых долин к белым облакам тянутся темные холмы. Малага-риф, нанесенный на карту и когда-то давно открытый испанцем – жертвой кораблекрушения, был, в сущности, вовсе не рифом, а сочетанием песчаной отмели, нескольких горушек, долины и болота. Тот испанец назвал его в честь места, откуда был родом. Цезарь же взял да и переименовал риф в честь самого себя.