Десять жизней Мариам

Я не провидица, боги не удостоили меня этим даром, как мою мать и ее мать. Мысли читать не умею, и туман времени не редеет для меня так, чтобы можно было заглянуть за его пределы. Но в тот момент я поняла, о чем думает Цезарь. Узнала его самое большое желание, потому что это было и мое желание тоже.

– Я ведь не вернусь, так? – выкашляла я слова. – Домой.

– Нет, не вернешься, – ответил он, по-прежнему глядя в море. – Как и я.

* * *

Риф Цезаря представлял собой кусочек, клочок земли в сине-зеленом море, ломоть, который оторвался и уплыл от того, что впоследствии стало Флоридой. Там были песок и пальмы, небольшой, но густой лес и даже гора, точнее, высокая черная скала, образовавшаяся, как сказал Цезарь, давным-давно из отрыжки богини земли. Поселение, где обитали только семьи членов экипажа, было застроено небольшими невысокими домиками самого разного вида, причем одни напоминали мой дом, другие – хижины розоволицых, которые я видела вдоль побережья Ямайки, а третьи, длинные бараки, остались от первых жителей этого места, теперь уже исчезнувших.

Всё было новым, увлекательным и странно знакомым. Люди собрались на пристани, дети плясали от радости, на всех лицах цвели улыбки. Команда, с которой я провела бок о бок несколько месяцев, эти суровые моряки, одни молчуны, другие сварливцы, сияла от радости, и меня удивило, с каким восторгом они обнимают своих женщин и подхватывают детей. Это место напоминало мне Уиду, но не внушало страха. И здесь и там попадались розовые лица, но в основном были смуглые, коричневые, черные.

Цезарь, у которого здесь, похоже, имелось две жены, ринулся в толпу детей всех цветов и возрастов, требующих его внимания, в то время как его женщины, жены стояли в стороне, гордо улыбаясь. Одна – из игбо, у другой была светло-смуглая кожа, резкие черты северных малийцев и вьющиеся темные волосы. Наше прибытие походило на праздник.

Один из детей Цезаря, мальчик лет шести или семи, повел меня за собой, вереща, что я буду жить в доме его матери.

– Отец говорит, ты его досточтимая сестра! Значит, моя тетушка!

Мальчонка говорил так быстро, что я едва разбирала слова. Он схватил меня за руку и теперь тащил в центр толпы, заполнившей грунтовую дорогу.

– Ты будешь жить с нами, тетушка! – Он хихикнул и сверкнул белыми зубами – спереди одного не хватало. – Забавно! Маловата ты для тети!

Из его рта потоком лились слова, смесь английского, игбо, хауса, французского и других языков. Он приплясывал по улице, и, чтобы не отставать, мне приходилось приплясывать с ним.

– Ой! А вот и мама!

Женщина игбо с серьезным лицом разглядывала меня большими темными глазами. Ей нужно было понять, представляю ли я для нее угрозу, могу ли оказаться соперницей. Но, как и ее сын, увидела ребенка, девочку, еще не уронившую первую кровь. Ничего опасного. Да еще я вспомнила мамины уроки. Остановилась перед взрослой женщиной и почтительно склонила голову.

– Муж говорит, ты его сестра, – медленно начала она. – Ты… – она сделала паузу, – его говоритель.

Я кивнула. На этот раз «говоритель» замолчал.

– Я Ннека. Добро пожаловать в мой дом.

Ее внимание привлекли телодвижения пляшущего сына, и она нахмурилась.

– Кве! Ну-ка прекрати! Не приставай к досточтимой тетушке!

– Спасибо… сестра, – выговорила я очень медленно, стараясь подбирать правильные слова. – Меня зовут…

А как меня звали? Маленькая Птичка? Присцилла Грейс?