И, тяжело ступая, она отправилась восвояси, мимоходом бросив на двуколку последний любопытный взгляд.
– Нет, вы слыхали? – воскликнула миссис Херринг. – Я в жизни не видывала такого количества невеж! Женщина, с которой я, живя здесь, едва давала себе труд здороваться, смеет так панибратски ко мне обращаться!
– Она ничего дурного не имела в виду, – стала оправдываться Эмма. – Здесь так мало всего происходит, что люди интересуются приезжими куда больше, чем в городе.
– Эта особа мною интересуется! Какая бесцеремонность! – воскликнул до сих пор молчавший мистер Херринг. – Будь моя воля, я бы поучил ее, как вести себя с теми, кто выше ее по положению.
– Видит бог, пока мы здесь жили, я делала все возможное, чтобы указать им место, – вздохнула миссис Херринг, остывая, – но все без толку. Если бы вы спросили меня, почему мы вообще решили тут поселиться, я не смогла бы вам ответить, разве что сказала бы, что дом этот в то время, когда мистер Херринг ушел на покой, отдавали задешево, а в придачу шел отличный участок земли. В Кэндлфорде все совсем по-другому. Конечно, и там есть бедняки, но мы не водим с ними компанию; они обитают в своей части города, а мы – в своей. Видели бы вы наш дом: красивая чугунная ограда перед фасадом, и крыльцо с лестницей не такое, как здесь, где дверь выходит прямо на дорожку и, отворяя ее, вы тотчас натыкаетесь на кого-нибудь, не успев ничего сообразить. Не то чтобы сам дом нехорош, – поспешно добавила миссис Херринг, вспомнив, что является владелицей коттеджа, – но вы понимаете, о чем я. Кэндлфорд другой. Цивилизованный, как выражается мой зять, а ведь он работает в самой большой бакалейной лавке города, кому и знать, как не ему. «Цивилизованный город», – говорит он, и это правда. Деревню, подобную этой, не назовешь цивилизованной, не так ли?
Лора думала, что «цивилизованный» – это, должно быть, нечто очень хорошее, пока не спросила маму, что означает это слово, и та ответила: «Цивилизованное место – это место, где люди ходят в одежде, а не бегают голышом, как дикари». Так что ничего оно не значило, ведь в этой стране одежду носят все. Одна пожилая жительница Ларк-Райза зимой надевала целых три фланелевые нижние юбки. Лора решила, что если все кэндлфордцы похожи на мистера и миссис Херринг, они ей не очень нравятся. Как невежливо они обошлись с бедняжкой Рэйчел!
Впрочем, Херринги оказались забавными. Когда в тот вечер домой с работы вернулся отец, мама описала ему визит домовладельцев, изобразив сначала голос миссис Херринг, а потом мистера Херринга, придав первому еще больше жеманства, а второй сделав еще более отрывистым и скрипучим, чем в действительности.
Все долго смеялись, а потом отец сказал:
– Совсем забыл: вчера вечером я видел Харриса, и он сообщил, что мы можем одолжить пони и тележку в любое воскресенье, когда захотим.
Дети так обрадовались, что сочинили маленькую песенку:
И так часто распевали ее в доме, что мама заявила, будто та вгоняет ее в тоску. Выяснилось, что мало одолжить пони и тележку; необходимо было скопить и отдать полугодовую плату за дом, ибо, как ни велик Кэндлфорд, Херринги прознают об их приезде. Этим любопытникам известно все, и если не выплатить им аренду, они решат, что у их жильцов нет денег. Этому никогда не бывать. «Не будь бедным и не выгляди бедным», – гласил семейный принцип. Кроме того, надо было переделать воскресные наряды и приобрести мелкие подарки, чтобы захватить их с собой. В те времена планирование летней воскресной прогулки означало нечто большее, чем нынешнее перелистывание автобусного расписания.
VI
В Кэндлфорд
Одним ранним воскресным утром, когда вся деревня еще спала, небо было розовым, а садовые цветы и смородиновые кусты матово-серебристыми от росы, у калитки послышался стук колес, и дети поняли, что прибыла старая трактирщикова пони с тележкой, которая должна была отвезти их в Кэндлфорд.
Родители ехали на переднем сиденье, отец надел свой лучший черный пиджак и брюки в серую полоску, мама блистала в бледно-сером подвенечном платье с бесчисленными ярусами воланов, окаймленных узкой голубой бархатной тесьмой. Свадебный капор мама давно не носила, поскольку, по ее словам, головные уборы слишком быстро выходили из моды, и в этот раз надела крошечную синюю бархатную шляпку, напоминавшую маленький круглый коврик с широкими бархатными лентами, завязанными бантом под подбородком, – новую вещь, приобретение которой послужило причиной задержки экспедиции. На коленях она держала корзинку с подарками: бутылкой бузинного вина собственного изготовления, специально откормленную курицу и полосу коклюшечного кружева, сплетенного на заказ соседкой, из которого, по маминому мнению, должны были получиться красивые воротнички для воскресных нарядов кузин. Отец, не желая уступать ей в щедрости, в последний момент завалил задок рессорной тележки, где предстояло сидеть Эдмунду и Лоре, отборными овощами со своего огорода, так что Лора всю дорогу ехала с задранными выше сиденья ногами, покоившимися на мешке с весенней капустой, самой ранней в сезоне.
Наконец детей пристегнули ремнями к высокому узкому сиденью, спиной к родителям, и семейство отправилось в путь. Отец уговаривал дряхлую серую лошадку миновать ворота конюшни, к которым та решительно устремлялась.
– Давай же, Полли, старушка. Ты совсем не устала. Мы ведь только выехали.
Позднее он потерял терпение и обзывал ее «убогой кобылкой», а один раз, когда Полли остановилась как вкопанная посреди дороги, выругался:
– Будь проклята эта кляча!
И мама оглянулась через плечо, точно боясь, что хозяин пони его услышит. В промежутках между остановками Полли бежала неровной рысью, и дети подпрыгивали на сиденье, словно резиновые мячики. Для них эта поездка была столь же захватывающей, сколь для современного ребенка полет на самолете.