Скоро в гости!
— Семён, — я посмотрел на Прокопьича, который всем своим видом выражал готовность к восприятию информации, — от Проньки поступили первые сведения. Как ты понимаешь, сведения эти касаются нашего общего знакомого, с которым мы, наконец, решили окончательно разобраться.
Сосредоточенная физиономия моего главного гвардейца меня изрядно позабавила. Он, похоже, приготовился слушать страшные рассказы о глубоко эшелонированной обороне, возведённой демократами вокруг бесценной персоны господина Овечкина.
Я был уверен в том, что-то, что я сейчас изложу Семёну, доставит ему такое же веселье, что и мне.
Действительно, я последние дня три очень плохо спал, поскольку голова буквально распухла от многочисленных забот, которые только и ждали моего выхода из мира-ловушки, чтобы всем скопом на меня накинуться.
И от Проньки я подсознательно ожидал того, что он мне сообщит о непреодолимых преградах отделяющих нас от нашего врага. Уж чего-чего, а ресурсов на обеспечение надлежащей охраны у его нанимателей должно было хватить с избытком.
И каково же было моё удивление… Даже не удивление. То, что поведал мне мой астральный шпион, принесло мне большое облегчение и внушило небезосновательную надежду на то, что это дело не потребует от нас ни запредельных усилий, ни запредельных расходов. В общем, я позволил себе даже немного обрадоваться. Авансом, так сказать.
— Так вот, — начал я, придав своему голосу некое напряжение.
Я специально нахмурился, словно собираюсь сейчас обрушить на несчастного Прокопьича известие о том, что ему предстоит свернуть горы. И что вдобавок к этому ему предстоит сразиться со всеми войсками демократических миров сразу, чтобы добыть скальп нашего недруга:
— Пронька сообщил мне очень неожиданную вещь… — мои слова повисли в воздухе, заставив Семёна нервничать ещё больше.
— Какую? — голосом умирающего лебедя поинтересовался мой брутальный силовик.
В этот момент, он, наверное, уже прикидывал, как бы ему половчее умудриться сокрушить силами двух наших гвардейских рот несколько отборных батальонов, преграждающих подступы к твердыне, в которой демократы прячут Овечкина.
— Очень неожиданную, — да, эта драматическая пауза мне настолько нравилась, что я старался протянуть её как можно дольше. Но, к своему великому сожалению, бесконечно тянуть её было нельзя. Это было бы неоправданно жестоко по отношению к Семёну, который и так уже сам себя накрутил до предела:
— Овечкин спился! — я постарался произнести это как можно эффектнее, и, судя по отвисшей челюсти Семёна и его оторопелому взору, мне удалось его огорошить.
— Как спился? — в глазах Семёна плескалось недоумение пополам с укоризной, мол что ж ты, Андрюха, так бессовестно издеваешься то надо мною?
Но, ради этого вот выражения лица Прокопьича и недоумения в его глазах можно было многое отдать. Не часто такое удаётся увидеть. Ой, не часто.
— А ты вот и не знаешь, как спиваются? — со счастливой улыбкой на лице поинтересовался я, — не верю! — до Станиславского я, конечно, не дотягиваю, но и так сойдёт, хе-хе…
Действительно, я получил большое удовольствие, развёл таки Семёна.
Моё теперешнее состояние лучше всего можно было бы охарактеризовать фразой из древней фэнтезийной киноленты: «Шалость удалась!»
— Если ты будешь продолжать в том же духе, — прищурился пришедший в себя Семён, — то и я сопьюсь, так как таки знаю, как это происходит… Главное — это неустойчивое состояние психики, а ты мне это регулярно стараешься обеспечить…