— Мамаева… — мне приходится прижаться к её уху почти вплотную. Ненадолго прикрываю глаза. Её запах — простой и незамысловатый. Хочется вдохнуть его глубже и понять, что в нём такого?
— Мамаева, давай в другой раз. Сейчас — не лучший момент. Остынь. Поговорим в понедельник в офисе.
Трясёт головой, упрямо поджав губы.
— Нет. Сейчас.
Устало отмахиваюсь.
— Я всё сказал. До понедельника.
Глаза б мои тебя не видали…
Отворачиваюсь от неё, намереваясь уйти. Как вдруг, она… резко толкает меня плечом. Я рефлекторно теряю равновесие. Стакан с виски опрокидывается, заливая полотно моей белой рубашки жёлтым пятном.
Мгновение торможу, отставив руки в стороны, как будто это может что-то исправить. Понимаю, что она сделала это нарочно.
— Ты… ты охренела, Мамаева!?
— Вам лучше пройти в туалет, — говорит как ни в чем не бывало.
Не могу выдавить из себя и слова. Их слишком много сейчас внутри. Роняю порывисто:
— Иди к черту, Мамаева.
Оставляю бокал на ближайшем ко мне столике. Сидящие за ним люди слишком увлечены принятием «на грудь», чтобы обращать на меня внимание.
Стремительно иду в сторону уборных. Зайдя внутрь, достаю телефон из заднего кармана и кладу на постамент раковины.
Из туалетной кабинки выходит наш сисадмин Федя.
— Пошла жара? — кивает на мою рубашку, не здороваясь.
Виделись уже.
Ничего не отвечаю, раздражённо дёргаю пуговицы. Вот же ненормальная…
Федя моет руки, что-то насвистывая себе под нос. Сняв рубашку, прикидываю, как быть дальше. Не буду же я ходить весь вечер, как кретин обоссанный? Домой надо ехать.