— Из-за Наташки твоей, что ли? — командир скривил губы в ухмылку.
Синяков сумрачно засопел.
— М-да… — протянул полковник. — Нет, не пойму я этого! Из-за п…зды поганой Родину продать? Офицер! Присяга!..
Подполковник вдруг взбеленился, глаза сверкнули:
— Не сметь! Не смей так говорить!
Он даже рыпнулся вперед, но Слепцов жестко прихватил его левой, а правой, то есть пистолетным стволом ткнул в бок.
— Спокойно, Отелло! На зоне теперь будешь свою прошмандовку ревновать. Может, она тебе еще и передачки носить будет… Хотя при твоих-то делах наверняка тебе придется лоб зеленкой мазать.
Задержанный вновь возмущенно забарахтался от «прошмандовки», как окрестили объект, судя по всему, его большого чувства. Но его вновь угомонили пистолетом:
— Спокойнее! Спокойнее!..
Он притих. Вздохнул.
— Ладно, я спокоен… — произнес действительно спокойным, почти смиренным голосом. — Вас, наверное, интересует…
— Естественно, — перебил Романов. — Но прежде…
Тут он спохватился:
— Так, ну-ка, знатоки, Богомилов с Сергеевым, идите-ка отсюда. С вами отдельный разговор будет. Пес твой, Сергеев, молодец, просто герой. Как тебя, псина, Гром?
— Р-р-р…
— Ишь ты, какой красавец. Идите, отдыхайте. Разбираться завтра будем. Объявляю личное время. Все, вперед
— Разрешите… — начал было лейтенант, но командир рявкнул:
— Не разрешаю! Все потом. Шагом — марш!
И мы пошли, услыхав, как Синяков вяло проговорил:
— Я закурю с вашего позволения…