Тут он осекся, увидев дочь, криво разулыбался:
— А-а, дочка!.. Помешали тебе нашей болтовней?
— Нет, папа, что ты, — воспитанно молвила дочка… ну, на этом, собственно и все. Но навсегда запомнился этот отцовский накаленный тон: от этой части ты держись подальше!
Двумя-тремя наводящими вопросами я выяснил, что тогда речь шла о размежевании территорий, и райисполком в чем-то зарубился с Минобороны: дескать, военные оборзели, требуя какой-то там участок… Чем дело угомонилось, Мария по малолетству не ведала, но в память это врубилось.
— Ты знаешь, — сказала она, — и вот совсем недавно вновь это вспомнила. У вас там завхоз работал… Не знаю, вы его застали или нет?
— Николай Николаевич⁈ — вырвалось у меня.
— Да! Знаком?
Я объяснил, что нет, незнаком — прибыл в часть после его увольнения — но слышал от сослуживцев.
— Вот как раз насчет увольнения, — значительным тоном сказала Мария…
И продолжила так: Николай Николаевич был приятелем ее отца. Подружились, можно сказать. Хотя он и не местный… Общались, выпивали в меру. И вот однажды отец пришел домой и сказал примерно так: «Слушай, Таня!..»
— Это мама моя, — пояснила собеседница. — Татьяна Михайловна…
— А папа?
— Александр Сергеевич. Как Пушкин.
Я лишь кивнул, улыбаясь.
Так вот, папа Александр Сергеевич пришел изумленный и сказал, что его приятель Николай забежал проститься: уезжаю, все такое, будь здоров… Но вид и спешка были такие, будто не уезжает, а бежит. Как будто с ним случилось что-то скверное, и он вынужден покинуть город.
— Вот тут-то я и вспомнила тот разговор, — сказала Мария.
— Да, — молвил я спокойно. — Действительно, странно.
— А вы сами, — она внимательно посмотрела на меня, — ничего особенного не замечали?..
Я пожал плечами.
— Да вроде бы служба как служба. Ну, конечно, всякое бывает. Тревоги, разные ЧП… Но это обычное дело…