— Сколько ещё слез я должен вытереть с твоего лица, чтобы ты отпустила прошлое и приняла меня?
— О чем ты? — испугано смотрю ему в глаза.
— Ты хочешь, чтобы я озвучил это вслух?
«Я не знаю, чего я хочу» — с досадой отмечаю про себя.
Но сейчас я просто боюсь. Боюсь глаз Альберта, его уверенной ухмылки. Они не пророчат добра.
— Я больше не хочу видеть тебя в таком состоянии! Ты моя жена, ты живешь в моем доме. И печаль твоя и улыбка должны принадлежать только мне.
И снова не смею сказать и слова. Смотрю на него подбито и жду, что же будет дальше.
— Все это, — указывает на мое лицо, — Моё. И это, — прижимает сильней за талию. — Тоже моё. Законно и бесповоротно.
Единственное, что просыпается во мне в эти секунду — это противостояние. Разум тянется к Альберту, объясняет, что так правильно, так нужно, но мелкие осколки сердца продолжают сопротивляться здравому смыслу и не желают видеть рядом со мной никого, кроме Давида.
— Надеюсь, с ним ты была так же строптива! — выцедив эти слова, он отпускает меня и немедленно покидает комнату, оставив меня наедине с самой с собой.
Я пошатываюсь и прижимаюсь к стенке.
Он все знает.
Знает, но продолжает быть рядом. И от этого только хуже. Я чувствую себя слишком падко перед его благородством. И понимаю, что недостойна к себе такого отношения. Его забота теперь кажется для меня ещё более удивительной и невообразимой. Весь оставшийся вечер, я не нахожу себе места, теряясь в мыслях и эмоциях и потихоньку схожу с ума.
Когда родители уезжают, а за окном начинает царить ночная мгла, я нахожу в себе смелость и прохожу в комнату, где находится Альберт.
— Можно? — постучав и открыв дверь, интересуюсь я.
— Да, проходи.
Я вхожу в комнату, осматриваю её со всех сторон. Она кажется мне спальней, полностью обустроенной для мужчины. Одинокого мужчины.
— Не спится? — интересуется он, наливая с графина стакан воды.
— Не спится, — повторяю за ним и неуверенно присаживаюсь на край постели. — Альберт, я хочу поговорить.
— О чем же?