Полёт мотылька

22
18
20
22
24
26
28
30

— Сколько ещё слез я должен вытереть с твоего лица, чтобы ты отпустила прошлое и приняла меня?

— О чем ты? — испугано смотрю ему в глаза.

— Ты хочешь, чтобы я озвучил это вслух?

«Я не знаю, чего я хочу» — с досадой отмечаю про себя.

Но сейчас я просто боюсь. Боюсь глаз Альберта, его уверенной ухмылки. Они не пророчат добра.

— Я больше не хочу видеть тебя в таком состоянии! Ты моя жена, ты живешь в моем доме. И печаль твоя и улыбка должны принадлежать только мне.

И снова не смею сказать и слова. Смотрю на него подбито и жду, что же будет дальше.

— Все это, — указывает на мое лицо, — Моё. И это, — прижимает сильней за талию. — Тоже моё. Законно и бесповоротно.

Единственное, что просыпается во мне в эти секунду — это противостояние. Разум тянется к Альберту, объясняет, что так правильно, так нужно, но мелкие осколки сердца продолжают сопротивляться здравому смыслу и не желают видеть рядом со мной никого, кроме Давида.

— Надеюсь, с ним ты была так же строптива! — выцедив эти слова, он отпускает меня и немедленно покидает комнату, оставив меня наедине с самой с собой.

Я пошатываюсь и прижимаюсь к стенке.

Он все знает.

Знает, но продолжает быть рядом. И от этого только хуже. Я чувствую себя слишком падко перед его благородством. И понимаю, что недостойна к себе такого отношения. Его забота теперь кажется для меня ещё более удивительной и невообразимой. Весь оставшийся вечер, я не нахожу себе места, теряясь в мыслях и эмоциях и потихоньку схожу с ума.

Когда родители уезжают, а за окном начинает царить ночная мгла, я нахожу в себе смелость и прохожу в комнату, где находится Альберт.

— Можно? — постучав и открыв дверь, интересуюсь я.

— Да, проходи.

Я вхожу в комнату, осматриваю её со всех сторон. Она кажется мне спальней, полностью обустроенной для мужчины. Одинокого мужчины.

— Не спится? — интересуется он, наливая с графина стакан воды.

— Не спится, — повторяю за ним и неуверенно присаживаюсь на край постели. — Альберт, я хочу поговорить.

— О чем же?