Смерть знает твое имя

22
18
20
22
24
26
28
30

— Правда или почти правда… — заметил дознаватель, не сводя глаз с белёсого кристалла причудливой формы, стоящего посреди стола.

Насколько я успела заметить, камень не изменился по цвету и оставался таким же, как и в тот момент, когда прозвучал первый вопрос-приказ. Но тем не менее давление на меня усилилось, и во рту ощутился солоновато-металлический привкус крови.

— Лариса. Лара — это сокращение.

Воля дознавателя будто бы откатилась назад, давая небольшую передышку. Хорошо хоть кристалл остался неизменен.

— Остальные имена или фамилии, если таковые имеются! — снова приказал инквизитор, сразу же выплёскивая в мою сторону многократно усилившуюся магию. Меня будто бетонной стеной прибило, но на ногах я всё-таки устояла. Лишь тонкая струйка крови начала сочиться из носа, да уши заложило.

— Лариса Николаевна Корновская. Или Лара Корн. Меня и так и так называли. Иных имён не имею.

Дознаватель удовлетворительно кивнул, а затем задал следующий вопрос, но уже не применяя магию:

— Почему сразу к нам сама не пришла?

— Жить хотела. Мне рассказывали, что таких, как я инквизиция уничтожает.

— Правильно сказали: мы не терпим возмутителей спокойствия и мятежников! Смутьянам не место среди нас! — грозно произнёс дознаватель, буравя меня взглядом, словно пытаясь просверлить дыру до самой души, а затем вытащить ту, искромсав на кусочки.

Я вытерла тыльной стороной ладони продолжающий сочиться ручеёк:

— Но у меня даже в мыслях не было нарушать законы, принятые, где бы я ни оказывалась, всегда следовала им. Если кому и причинила вред, то только защищая себя, ведь даже среди местных встречаются не совсем добропорядочные люди. Единственный закон, который преступила за всё время пребывания в этом мире — не заявила о себе. Больше мне добавить нечего.

Дознаватель напряжённо подвигал нижней челюстью, из-за чего его скулы заострились, сделав похожим на хищника, почуявшего жертву.

— Ты готова в этом поклясться, Лара Корн?

Я кивнула.

— Не слышу ответа!

— Готова.

— Тогда подойди ближе и прикоснись к артефакту. Знай: если он почувствует в тебе хотя бы каплю лжи, то испепелит на месте.

Терять мне всё равно было нечего, поэтому я доплелась на дрожащих от напряжения ногах до стола и потянулась к артефакту. Но дознавателю было явно недостаточно того, что на холодной поверхности оказались лишь кончики моих пальцев: он с силой придавил своими руками мои, и я почувствовала, как камень начинает затягивать меня внутрь себя. Попыталась вытащить, но инквизитор был неумолим, продолжая давить сверху. А потом посыпался целый град повторяющихся в разных вариациях вопросов, вся суть которых сводилась к тому, не собираюсь ли пошатнуть сложившийся государственный строй и устроить революцию. И на каждый из них он требовал не просто «да» или «нет», а развёрнутые ответы. Проклятый артефакт выпивал мои силы, дознаватель прогибал своей волей, а конца и края допросу не было. Чем дольше всё это продолжалось, тем хуже я ориентировалась в пространстве, теряя связь с реальностью и боясь только одного — потери сознания. Дед Гонро предупреждал меня как-то о том, что только инквизиторы решают, когда закончить свою работу. В противном случае начинают всё сначала. И я уже не была уверена, что смогу выдержать подобное снова. Как сквозь толстый слой ваты, цепляясь из последних сил за ускользающее сознание, услышала вопрос, результат ответа на который, не хотела видеть, а потому зажмурила глаза:

— Ты занимаешь своё тело, Лара Корн?