Тем не менее, несмотря на все трудности осады и отчаянное сопротивление арабов, римлянам удалось с помощью стенобитных машин (конструкции, должно быть, Приска) обрушить часть стены Хатры. Обрадованные долгожданным успехом легионеры готовы были решительной атакой проложить себе дорогу в крепость, сломив сопротивление её защитников. Такой счастливый поворот битвы представлялся римлянам реальным… Но Север, что было для всех и неожиданно и удивительно, приказал дать сигнал к отступлению. Громкие звуки медных букцин дошли до слуха штурмующих. Римская дисциплина взяла верх над жаждой достичь уже близкой, казалось, победы… Падения Хатры не состоялось. Чем же был вызван сей престранный приказ? Наиболее распространённая версия вытекает из рассказа об этом событии Диона Кассия. Север опасался упустить ожидаемую огромную добычу. Ворвавшиеся в город легионеры, разъярённые тяжёлой осадой и кровопролитным штурмом, разграбили бы всё подчистую. Сомневаться в этом не приходилось. Север же желал, чтобы всё поступило в императорскую казну помимо тех выплат, непременно щедрых, которыми он бы вознаградил доблесть победителей. Император почему-то вообразил, что царь Барсемий, осознав безнадёжность сопротивления после обрушения части стены, решится на сдачу города. Население же, скорее всего, его поддержит, опасаясь, что в ином случае всем грозит либо погибель, либо обращение в рабство. Но властелин Рима крепко просчитался. День, который, как он полагал, станет последним в осаде Хатры, все его надежды перечеркнул. Завоёванное с большими потерями преимущество было утрачено. Арабы сумели за ночь восстановить разрушенную часть стены. Когда при свете дня легионеры увидели заделанный пролом и полных решимости и далее защищать свой город атренов, дух римской армии оказался смущён.
Недовольство воинов было серьёзным. Не желая нести новые жестокие потери, солдаты прибывших с Запада легионов отказались повиноваться императору33. Дион Кассий приводит такой случай: «Из-за этого Север оказался в настолько затруднительном положении, что в ответ на обещание одного из своих приближённых захватить город, если император даст ему всего пятьсот пятьдесят воинов – уроженцев Европы, при этом не подвергая опасности остальную часть войска, Север произнёс во всеуслышание: «А откуда мне взять столько воинов?» Он имел в виду, что воины ему не повинуются».34 На настроение легионов влияли и сама природа, и климат местности, которые тяжелее всего переносили именно уроженцы Запада. Геродиан утверждает, что от душного воздуха, палящего солнца и всякого рода хворей в римской армии погибло больше людей, чем в боях с арабами35. Идя по пути Траяна, войско Севера испытало под Хатрой такую же жестокую неудачу. Любопытно, что Траян тогда чудом избежал гибели, когда при обстреле со стен крепости был убит находившийся рядом с ним телохранитель. Мы помним, что и Север лишился охранников из-за вражеских снарядов. Возможно, именно из-за неудачи под Хатрой и отказался Луций от назначенного ему сенатом триумфа, сославшись на болезнь ног, не позволявшую ему стоять на колеснице36. Впрочем, он и на самом деле страдал подагрой.
В Нисибис Север вернулся летом 198 года. После взятия Ктесифона его старший сын цезарь Бассиан Антонин был возвышен до статуса августа, став на тринадцатом году жизни соправителем отца. Его младший брат Гета на одиннадцатом году стал цезарем. Вторая неудача под Хатрой после двадцатидневной осады, конечно, испортила настроение и императору, и всей армии, но не перечеркнула общей победы над Парфией. Дабы закрепить этот достигнутый успех надо было усилить инфраструктуру Северной Месопотамии, во многом недостаточную для обороны римских владений37. Потому вторую половину 198-го и весь 199-ый год Север занимался обустройством пограничных вновь обретённых в текущей войне земель38. На них были размещены прибывшие из Европы новые легионы: в Зингаре (между непокорной Хатрой и Нисибисом) – I Парфянский, а к западу от него (между Нисибисом и Эдессой) – III Парфянский39. Тем временем Вологез IV, понимая, что не располагает достаточными силами для отвоевания у римлян Северной Месопотамии, согласился наличное свидание с императором. В результате стороны договорились о мире, согласно которому Осроена и Адиабена с Эдессой и Нисибисом перешли под власть Империи. Префектом новой провинции Месопотамия был назначен представитель всаднического сословия. Парфию Север утешил признанием её прав на часть Восточной Армении40. В честь победного мира и приобретения новой провинции, ставшей, кстати, последним завоеванием Римской империи, высокого титула удостоилась и супруга императора Юлия Домна. Отныне она стала «mater castrorum» – «матерью лагерей». Это означало, что в каждом военном лагере рядом с изображением императора должно было находиться и изображение императрицы41. Ничего принципиально нового в этом не было, поскольку ещё в 174 году такой титул был присвоен супруге Марка Аврелия Фаустине после победы в Паннонии римлян над сарматами, где императрица сопровождала супруга.
Пожалование «матери лагерей» Юлии Домне, прибывшей к мужу в армию, имело важное и политическое, и идеологическое значение. Сам Север объявил себя усыновлённым Марком Аврелием. Потому, приравняв супругу к жене своего «усыновителя», он формально поставил её даже выше себя… Впрочем, собственное родство с угасшей условной династией Антонинов Луций продлил далеко вглубь времён, доведя таковое до Нервы (96–98 гг.)42. Новый титул особо подчёркивал связь императрицы с армией – главной опорой воцарившейся в Риме династии Северов. Изображения Юлии Домны появились на монетах. На одной из них – золотой чеканки 201 года – Луций был изображён как Солнце, а она как Луна. Оба светила символизировали вечность Империи43. Столь настойчивое внедрение семьи Севера в родство с Антонинами обуславливалось и вполне конкретным материальным интересом. В своё время Антонин Пий вывел личное имущество принцепса из наследственного родового имущества – патримония. Оно заметно возросло при Коммоде за счёт многочисленных, прежде всего, земельных конфискаций у репрессированных. Вводя себя и жену с детьми в число Антонинов, Север присваивал своей семье право распоряжаться личным имуществом былых властелинов Империи. А таковое было столь велико, что ещё при Коммоде появился специальный чиновник – прокуратор личного имущества императора44.
Итак, Север в сопровождении Юлии Домны и старшего сына, помимо звания августа получившего трибунские полномочия как соправитель императора, а также второго своего сына – цезаря Геты, также обретшего имя Антонин, объезжал и вновь завоёванные, и старые владения Империи. Надо отдать Луцию должное как умелому и заботливому правителю. Интересы государства в его делах здесь решительно возобладали. Совсем недавно он жестоко покарал Антиохию за стойкую поддержку Гая Песцения Нигера. Теперь же победитель Парфии великодушно вернул исторически главному городу Сирии и автономию, и все прежние права, дарованные Антиохии его предшественниками45. В отношении экономически важной Пальмиры Север продолжил дело императора Адриана. Тот возвысил её в ранг «свободной общины» – «civitas libera». Теперь Пальмира получила статус римской колонии, вследствие чего в ней появились народное собрание и городской совет – структуры развитого самоуправления46. Такое внимание неудивительно: Пальмира была центром торговли Империи с зарубежным Востоком, включая Индию. Кроме того, будучи сильной крепостью, этот город являлся важной опорой римских рубежей, защищая провинцию Сирия от набегов воинственных арабских племён из глубин Аравии.
Укрепив Северную Месопотамию и облагодетельствовав Сирию, Север с семьёй прибыл в Палестину. Так со времён Третьей Иудейской войны (132–135 гг.) по повелению Адриана именовались земли, бывшие ранее Израилем и Иудеей. Посетив Элию Капитолину (как римляне переименовали Иерусалим), Север в храме Юпитера принёс жертву в память Помпея Великого, первого римского полководца, овладевшего этим городом в 63 г. до н. э. Тогда знаменитый военачальник потряс иудеев тем, что в сопровождении своей свиты вошёл в «святая святых» Иерусалимского Храма, куда только раз в год имели право доступа лишь иудейские первосвященники. Впрочем, доблестный Помпей менее всего думал о чувствах верующих. Он просто удовлетворил своё любопытство. Теперь на месте храма Соломона стоял языческий храм Юпитера, в котором побывал наш герой.
Пребывание в Палестине Север не ограничил лишь почитанием Помпея Великого. Поскольку совсем недавно самаритяне и примкнувшие к ним иудеи подняли бунт, то император счёл необходимым укрепить римскую власть в этом вечно неспокойном регионе. Самария стала Себастой – колонией, населённой римскими гражданами, прежде всего, ветеранами легионов. Подобное поселение здесь было и ранее, со времён Первой Иудейской войны (66–73 гг.). Тогда оно возникло по распоряжению Тита Флавия. Возможно, колония пострадала во время бунта, а Север её восстановил47. Далее путь семьи императора лежал в Египет. И там он отдал дань памяти Гнея Помпея, посетив его могилу в Пелусии. Гробница полководца была восстановлена по повелению императора Адриана48.
Напомним, выступая в 193 году в сенате, Север порицал как Юлия Цезаря, так и Помпея Великого за их чрезмерное великодушие, погубившее и того, и другого. Но теперь он отдавал должное военным заслугам великого полководца, чьи завоевания и создали Римский Восток.
Далее Луций посетил Нижний Египет49. Там он побывал в Мемфисе – древней столице фараонов, осмотрел пирамиды, сфинкса, а также статую царя эфиопов Мемнона, бывшего, согласно мифу, сыном Тритона – брата царя Трои Приама и богини утренней зари Эос. Созерцание этой знаменитой скульптуры огорчило Севера. Строго говоря, с Мемноном греки отождествили гигантское изображение фараона Аменхотепа III (1381–1351 гг. до н. э.). В 27 году до н. э. статуя пострадала от сильнейшего землетрясения. После этого колосс вдруг «заговорил». Во время утренней зари он стал издавать звуки, похожие на звон лопнувшей струны. Так «царь эфиопов» разговаривал вплоть до 130 года, когда Египет посетил Адриан. Любознательный император, с удовольствием послушав голос Мемнона, огорчился, увидев на статуе многочисленные трещины. Из самых лучших побуждений он повелел отреставрировать каменного колосса. Волю правителя исполнили. Но эффект оказался неожиданным: Мемнон навсегда замолчал. Оказывается, «разговаривала» статуя именно благодаря трещинам, когда при появлении солнечных лучей происходила резкая перемена температуры воздуха. Увы, Север Мемнона так и не услышал…
В древней стране Луций побывал не только ради достопримечательностей. Как и ранее в Сирии, он осуществил в Египте важные административные преобразования. По повелению принцепса в Александрии был возрождён городской совет, некогда, в далёком 30 г. до н. э., упразднённый Октавианом. Тогда последняя эллинистическая держава превратилась в римскую провинцию. Теперь же сходные с Александрией права получили и другие крупные города Египта, немедленно возродившие своё самоуправление. Не стоит сомневаться, что египтяне и прежде всего греки, ибо они составляли основу городского населения Египта, были счастливы и благословляли визит августа в провинцию. Нельзя не заметить следующее: отменяя былые распоряжения Октавиана, ущемлявшие права египетских городов, Север в то же время привлекал на сторону власти эллинское население провинции, поскольку именно оно здесь оказывалось в выигрыше. А политика опоры на греков на римском Востоке в целом восходит как раз к правлению Августа. То есть, продолжая курс основателя Принципата, Север одновременно исправлял его не самые справедливые решения.
В Нижнем Египте при знакомстве с главными его достопримечательностями император не мог не уделить внимание и гробнице Александра Македонского. Посетив её, Север повелел усыпальницу величайшего завоевателя запереть, дабы никто больше не мог созерцать его мумифицированное тело50. Далее путь принцепса лежал вверх по течению Нила. Здесь он также постарался осмотреть достопримечательности этой части Египта вплоть до границы с Эфиопией. Но побывать на южных рубежах провинции ему не удалось, поскольку там разразилась чума51. Следует помнить, что Эфиопией в те времена назывались земли, с юга прилегающие к Египту, именовавшиеся также в разные эпохи Нубией или страной Куш. На территории современных Эфиопии, Эритреи и Южного Йемена с I по X век располагалось царство Аксум. Основатель манихейства Мани (216–277 гг.) числил эту страну как одну из четырёх великих держав наряду с Римской империей, Сасанидской Персией и Китаем52.
Покидая Египед, Луций увёз с собой великое множество книг, хранившихся в этой древней стране с давних времён. Вот что сообщает Дион Кассий: «Он тщательно изучал всё, даже то, что держалось в тайне, поскольку был таким человеком, который не оставит без внимания ни одной вещи – ни человеческой, ни божественной. Потому-то он и забрал все книги, содержащие какие-то тайные знания, по крайней мере, те, которые смог найти, почти изо всех святилищ страны, чтобы никто больше не мог прочитать, что в них написано».53 Понятно, что верхушка египетского жречества, тамошние интеллектуалы и мистики были огорчены таким проявлением императорской любви к собиранию книг. Но в большинстве своём египтяне должны были быть довольны пребыванием властелина Рима в провинции. Север ведь уделил большое внимание общему состоянию дел в Египте, добросовестно ознакомился с многочисленными петициями на своё имя и дал на них целый ряд ответов. Провинция получила от принцепса право быть представленной в римском сенате. Центры египетских номов также получили теперь городские формы организации и, соответственно, право иметь свои городские советы54. Так что пребывание Луция Септимия Севера на берегах Нила оставило положительный след в жизни одной из богатейших провинций Империи. Сам он поездкой был совершенно удовлетворён и «… всегда говорил, что это путешествие было для него приятным – и благодаря поклонению богу Серапису, и благодаря ознакомлению с древностями, и благодаря необычности животного мира и природы этих мест; действительно, он тщательно осмотрел и Мемфис, и статую Мемнона, и пирамиды, и лабиринт».55
Далее Север направился в Сирию. Проезжая через Палестину, император в начале 202 года издал указ, касавшийся иудеев и христиан. В полном виде он не сохранился, а церковные историки этот эдикт ни единым словом не упоминают56. Упоминание об указе Севера имеется только у Элия Спартиана: «Под страхом тяжёлого наказания он запретил обращение в иудейство; то же он установил в отношении христиан».57 Традиционно этот указ рассматривается как враждебный христианам, поскольку очевидно, что издан он был не для того, чтобы выразить им благоволение римского государства58. Более того, иные христианские авторы пусть о самом эдикте и не упоминают, но уверенно пишут о Севере как о гонителе почитателей Христа. Павел Орозий называет Септимия виновником жестокого преследования церкви: «Он подверг христиан пятому после Нерона гонению, и многие святые в разных провинциях приняли венец мученичества».59 Предшествующие гонители – Нерон, Домициан, Траян, Марк Аврелий. Евсевий сообщает о большом числе репрессий: «Когда Север начал преследовать Церковь, то борцы за веру повсюду завершили своё блистательное свидетельство мученичеством. Особенно много было их в Александрии; из Египта и со всей Фиваиды сюда, словно на огромную арену, отправлены были борцы Божии; с великим терпением и мужеством переносили они разные пытки, умерли разной смертью – и возложены на них венцы от Господа. В числе их был и почитаемый отцом Оригена Леонид, которого обезглавили; он оставил совсем юного сына. С каким усердием стал с этого времени юноша заниматься словом Божиим..».60
Иные исследователи связывают с именем Луция ряд вспышек преследований христиан в Империи в 202–203 гг. в Египте, в провинции Африка и даже, возможно, в Галлии61. В то же время в исторической науке присутствует и другое мнение о роли самого Севера в бедствиях, обрушившихся тогда на почитателей Христа. Сомнения в оценке этого императора как гонителя высказываются ещё с XIX века62. К настоящему времени можно говорить о наличии целой историографии по этой проблеме63. Анализируя известное содержание указа императора 202 года, нельзя не обратить внимание на то, что он касается, прежде всего, иудеев. Более того, другими распоряжениями Север предписал римским гражданам не допускать обрезания по иудейскому обряду своих рабов. Врачи, обрезавшие рабов, пожелавших перейти в иудаизм, наказывались смертной казнью. Самих же обрезанных должно было ссылать навечно. Если же сами иудеи обрезали приобретённых рабов-иноплеменников, то они подлежали смерти, в лучшем случае, ссылке. В то же время иудеи, не уличённые в прозелитизме, могли занимать общественные должности и исполнять обязанности, не противоречащие их религии64. Более того, согласно Элию Спартиану, Север «утвердил много прав за жителями Палестины»65. Известно, что с иудейского населения были сняты тяжёлые подати и прочие ограничения, наложенные ранее за поддержку Нигера66. Так что в отношении иудеев в политике Луция суровость сочеталась с толерантностью, а порой и с милосердием.
Каковы же причины пусть и локального, но гонения на христиан?67 Если обратиться к первоисточникам, то Спартиан вообще ничего не говорит о гонениях на них, но только о запрете христианам заниматься прозелитизмом. Орозий в самых общих чертах сообщает о преследовании церкви. О действительных расправах, причём очень жестоких пишет Евсевий. При этом, говоря о жертвах гонений в Египте на десятом году царствования Севера, он связывает произошедшее с личностью тогдашнего наместника провинции Квинта Меция Лета. Именно при нём «… В разгоревшемся пожаре преследования на очень многих возложен был венец»68. Историк церкви подробно перечисляет тех, кто погиб в это время в Александрии. В большинстве своём они принадлежали к школе, которую после гибели своего отца Леонида возглавил Ориген. Первый из тех мучеников носил имя Плутарх. «… вторым мучеником был Серен, Оригенов ученик, в огне доказавший принятую им веру. Третьим мучеником из того же училища был Ираклид, за ним четвёртым – Ирон; первый ещё оглашаемый, второй только что крещённый: обоих обезглавили. Из этой же школы вышел пятый борец за веру – Серен второй. После пыток, перенесённых им с величайшим терпением, он был, говорят, обезглавлен. Ираида, из оглашаемых, получив, по его словам, Крещение в огне, скончалась. Седьмым среди мучеников посчитаем Василида. Он вел на казнь знаменитую Потамиэну, которую до сих пор славят ее земляки. Охраняя девственную чистоту своего тела, оборонялась она от влюблённых (а была в полном расцвете душевной и телесной красоты) и после страшных пыток – от одного рассказа о них содрогаешься – была сожжена вместе с матерью Маркеллой».69
Василид, воин, сопровождавший Потамиэну на казнь, сам был христианином и обращался с несчастной жалостливо и доброжелательно. Спустя некоторое время он открыто признался товарищам по оружию, что исповедует Христа. Те отправили его к судье, и по приговору Василид был обезглавлен. Далее Евсевий сообщает, что в Александрии многим Потамиэна являлась во сне и звала к Христу, после чего люди «толпами обращались к вере Христовой»70. Получается, что репрессии только поспособствовали росту числа приверженцев христианства в крупнейшем городе Египта.
Из числа других мучеников времени правления Септимия Севера наиболее известны Ириней Лионский, а также погибшие 7 марта 203 года в Карфагене на арене цирка Перпетуя, Фелицитата и их единоверцы71. Но вот насколько эти события действительно связаны с действием указа Севера от 202 года? Реальных оснований для такой трактовки нет. Преследования христиан в Римской империи шли давно. Траян в своём знаменитом ответе легату Вифинии писателю Плинию Младшему чётко определил, что доказанный христианин подлежит наказанию. А поскольку Плиний ранее сообщал императору, что изобличённых христиан он уже отправлял на казнь, то очевидно, какое именно наказание имел в виду «лучший из принцепсов»72. Потому на местах наместники и судьи могли обрекать христиан на казнь, руководствуясь сложившейся практикой, возможно, и знанием позиции Траяна по этому вопросу, и, наконец, общественным мнением, каковое, к последователям Христа в Империи было, увы, не очень-то милосердным. Потому соизволения Луция Септимия Севера для каких-либо репрессий в отношении церкви вовсе не требовалось. Более того, если обратиться к личности самого императора и особенностям его религиозных взглядов, то он мало похож на человека, склонного к конфессиональной нетерпимости. Север – не забудем о его пунических корнях – вряд ли мог быть так же предан римской религии, как идейный гонитель христиан Марк Аврелий. Как справедливо подчеркнул ещё во второй половине XIX века видный французский историк раннего христианства Бенжамен Обэ, Север «по самой природе своей не был фанатически предан грекоримскому полетеизму». Сам дух религиозного космополитизма, заметный с начала правления Луция, мог быть благоприятным и для христианства. С таким подходом солидаризовался крупнейший русский исследователь эпохи гонений на христиан в Римской империи А.П. Лебедев73. Особо должно отметить свидетельство Тертуллиана, современника правления Севера. В третьей главе своего труда «К Скапуле», написанном в 212 году, этот христианский автор приводит такой эпизод времени осады Византия. Когда капитуляция стала неизбежной, предводитель осаждённых префект Цецилий Капелла, обращаясь к христианскому населению города, сказал: «Возрадуйтесь, христиане!»74 То есть, он был уверен, что почитатели Христа полагают Севера доброжелательным к их вере. Не забудем и следующее. При дворе Коммода его возлюбленная Марция вовсе не была единственной христианкой. Её единоверцев было немало среди тех, кто занимал на Палатине различные невысокие должности. В дальнейшем эти люди служили уже при дворе Севера75. Известно сообщение, что кормилицей у Бассиана, старшего сына императора, была христианка76. Это свидетельство Тертуллиана считает вполне достоверным современный исследователь религиозной политики Септимия Севера А.В. Каргальцев77. Отсюда вполне допустимым представляется мнение, что император мог, по меньшей мере, не испытывать к христианам враждебности78. В то же время гонение в Африке совпало с пребыванием зимой 202–203 годов Севера с обоими сыновьями в его родном Лептисе. Отсюда делается вывод, что Луций не мог не знать о произошедшем в марте 203 года на арене Карфагена… Однако, всё же нет оснований говорить о системном гонении на христиан по всей Империи при Септимии Севере. Если бы преследования почитателей Христа действительно проводились согласно эдикту императора, то они никак не ограничились бы лишь Александрией и Карфагеном, да и длились годы. Ничего подобного мы не наблюдаем. Более того, гонителем Севера назвал Евсевий, причём спустя более века после ухода императора из жизни. Тертулиан же (16о – 220 гг.), то есть, современник династии, настойчив в подчёркивании спокойного отношения Луция к христианам79. Да, преследования их были, но никак не связанные с эдиктом Севера о запрете прозелитизма апологетам этой веры80.
Кого же надо рассматривать в качестве инициаторов гонений христианской церкви в те годы? В первую очередь, это легаты провинций. Не случайно Евсевий непосредственным виновником расправ в Александрии называет наместника Египта Лета, как уже указывалось. Возможно, сходная ситуация была и в Карфагене. Порой наместники руководствовались и личными причинами. Так легат Каппадокии Клавдий Иеронимиан разгневался на христиан, поскольку те обратили в свою веру его жену. Нельзя не учитывать, что наместники часто шли на поводу у общественного мнения в своих провинциях. Толпа в амфитеатрах обычно наслаждалась мучениями несчастных, даже некоторое сочувствие к ним от страшной участи жертвы не избавляло. Обратимся к подробностям уже упомянутой расправы над Перпетуей и Фелицитатой в Карфагене. «Их раздели донага, обмотали сетью и в таком виде бросили на арену. Даже толпа пришла в ужас, когда увидела, что одна была совсем ещё юной девушкой, а другая – женщиной, у которой капало молоко с грудей после деторождения. И тогда их вернули и одели в туники без поясов». Британский исследователь Адриан Голдсуорти дал этому язвительный комментарий: «Судя по всему, толпа была счастлива видеть, как одетые женщины были затоптаны насмерть».81
Север, несмотря на отсутствие личной антипатии к христианам, не собирался препятствовать жестоким расправам над ними. Ведь прекращение гонений Марка Аврелия при Коммоде не означало правового отказа от их практики. Да, Север был безжалостен к любому, от кого чувствовал угрозу своей личной власти82. Но вот именно со стороны христианской церкви ощущал ли он таковую? Едва ли, поскольку её в ту эпоху ещё не было. В этом Луция вполне могла убеждать личная практика общения с христианами при дворе.
Есть, правда, версия, что император изменил своё раннее терпимое отношение к почитателям Христа под влиянием префекта Плавциана и знаменитого юриста Ульпиана83. Но первоисточниками она не подтверждается. Согласно сообщению Диона Кассия, Плавциан действительно пользовался необъятным расположением Севера немало лет84. Но вот оснований полагать, что префект использовал таковое, дабы учинить гонения на христиан, нет. Ульпиан, великий юрист, глубоко уважаемый Луцием, выдвинулся на первые роли только в 205 году, став ассесором при новом префекте претория Папиниане, и потому никак не мог влиять на императора в 202–203 годах, когда и случились преследования.