Новое Просвещение и борьба за свободу знания

22
18
20
22
24
26
28
30

Тиндейл дал людям возможность выступить против «тщеславных суеверий», «ложной доктрины», «порочных страстей», «гордыни» и «ненасытной алчности» Церкви. Таким образом, мы вправе говорить о том, что его великий современный истолкователь назвал «силой выраженного протеста», которую перевод Тиндейла «пробудил в обычном человеке». Обращаясь непосредственно к каждому читателю, «убрав корку столетней религиозной доктрины, напыщенной и застойной» и «освободив оригинальный текст от оков присвоившей его Церкви», перевод Тиндейла вкупе с актом его создания и публикации поразительным образом стал моральной суперсилой, «достаточной, чтобы поддержать людей в дерзких попытках противостоять преобладающим духовным и политическим влияниям и в страданиях, которые следовали за этими попытками». К тому же Тиндейл знал, что у Библии нет читателей, а есть слушатели, он знал, что для авторов ее оригинального текста «очевидно было чрезвычайно важно показать, как речь связывает людей между собой», и сосредоточился на силе этой речи. Он знал, что «пространство звука оказывало еще большее влияние на первых слушателей, к кому обращался текст и кто, конечно же, не читал его молча, а именно что слушал».

Тиндейл распахнул дверь к Писанию, которое могло принадлежать каждому и которое получалось приспособить под нужды мирян. Стало возможным воспринимать книгу не как гранитный монолит, а как нечто подвижное и в то же время единое, словно ртуть. В отличие от матери-Церкви, прятавшей фолиант от всех, кроме прелатов, он предложил новую соразмерность – слово, обращенное непосредственно к человеку, – что ставило человека на равных с книгой.

Более того, «Писание теперь обращалось не только к отдельному человеку, но и, что более важно, к новому обществу людей, которые начинали объединяться благодаря тому, что священный текст, написанный простым языком, стал доступен им всем… Демократизация Библии – вот в чем была цель Тиндейла»[53].

* * *

«Энциклопедия» сделала то же самое – методами, которые сегодня кажутся не столь уж мощными, – но тогда она, словно кувалдой, разбила традиционные скрепы. Среди тысяч других статьи по таким темам, как «Религия», «Философия», «Политика и общество», бросали вызов государству и Церкви прямо на глазах у цензоров. Например, в статье «Разум» нам говорят:

Ни одно утверждение нельзя принимать за божественное откровение, если оно противоречит всему, что мы знаем либо интуитивно, как в случае с очевидными фактами, либо вследствие логического заключения, как в случае с доказательствами.

И духовенству это не понравилось. А пылкое порицание рабства не слишком расположило к энциклопедистам тех, кто на нем зарабатывал:

Работорговля – покупка негров на побережье Африки европейцами, которые потом используют этих несчастных людей как рабов в своих колониях. Покупка негров с целью обратить их в рабство противна религии, морали, законам природы и правам человека[54].

Вызов монархии и Церкви проявляется там, где его и можно ожидать, – в статьях типа Conscience, liberté de[55], Fanatisme[56], Tolérance[57], Croisades[58] – более того, Chaos[59] бросает вызов библейской мифологии, а Fortune[60] – чудовищному расслоению в сфере материального благосостояния в Европе XVIII века. Дидро и его соратники, по крайней мере наиболее прогрессивные, «излагали самые дерзкие мысли в коротких и относительно далеких от темы статьях или же зачастую просто делали отсылки к более длинным и значительным»[61]. Таким образом, статьи Xenxus и Xoxodins – о японской религии – нападают на иезуитов и янсенистов, а статьи, описывающие культы Индии и Мексики – Shavvarka, Ypaina, – на папу римского[62]. Научная статья «Каннибалы» заканчивается проказливой отсылкой: «См.: Евхаристия, Причастие, Алтарь и проч.». Современный биограф Дидро поясняет, что примерно в 23 000 статей (а это около трети всей энциклопедии) содержится хотя бы одна отсылка к другим. «В целом число отсылок – в некоторых статьях их пять или шесть – достигает почти 62 000»[63].

«Амбициозной целью "Энциклопедии", – говорит нам исследование, – было изменить мировоззрение людей».

Всю дерзость проекта легче представить себе, если принять во внимание ограниченность образования в Европе XVIII века. Университеты были доступны только привилегированной элите, а их программа, унаследованная от Средневековья, сосредоточивалась в основном на изучении древнегреческих и латинских авторов, медицины, права и, самое главное, теологии. «Энциклопедия», напротив, обращалась к широкой аудитории по всей Европе. К 1789 г. в различных форматах и изданиях выпустили уже 24 000 полных собраний ее томов, больше половины которых разошлись за пределами Франции[64].

Не только слова и идеи, содержащиеся в «Энциклопедии», вызвали эту перемену, но также и то, что с помощью печатного станка, коммерции, сети авторов, книгопечатников и книготорговцев ее создатели вынесли источник знания и влияния за пределы существующих властных институтов. Мало того, что авторы, издатели, книгопечатники и книготорговцы критиковали эти властные институты, они сами, благодаря поднимаемым ими вопросам и силе примера, становились все более значимым институтом власти. Издательское дело как таковое подвергалось строгой цензуре: издателям и публицистам надлежало получить от государства лицензию, или privilège[65], либо же некое permission tacite[66], которые могли быть отозваны в любое время, что часто и случалось[67]. И действительно, лицензию «Энциклопедии» отзывали несколько раз и право ее издавать всегда висело на волоске[68]. Сама идея, что знание способно обрести подобную форму, более того, быть опубликованным с отсылками к другим источникам информации в рамках одного сборника, представлялась неслыханной! В ту эпоху, когда «следовать доводам разума, куда бы они ни привели, было преступлением в глазах приверженцев традиционных ценностей», появилось «произведение, пронизанное новым духом, противоречащее властям и традициям, стремящееся подвергнуть все убеждения и учреждения пристальному изучению»[69].

Иными словами, проект «Энциклопедии» перевел свет огромных прожекторов с закостенелых религиозных орденов и левиафанов-институций, пребывающих под управлением и контролем государства и ранее выступавших в качестве хранителей и распространителей знания, на нечто новое – что-то, что, как казалось в этом ослепительном свете, люди однажды смогут контролировать сами[70]. Вспомним слова исследователя:

Хотя ученые сообщества XVII и начала XVIII века и надеялись внести вклад в материальный прогресс, все же в основном они были сосредоточены на эрудиции и профессиональной деятельности закрывшихся в своих кабинетах мыслителей и не мечтали изменить фундаментальные устои мира[71].

К проспекту 1750 г. прилагалась сложенная карта знания – некий график, тематический чертеж, схема XML, краткое изложение принципов, «Математические начала» человеческого знания, составленная и нарисованная Фрэнсисом Бэконом и напечатанная в качестве бонуса, как бесплатный купон или наклейка в рекламном буклете, только XVIII века[72]. Совсем как Google, который создали два джентльмена, одержимые – что свойственно выходцам из научно-информационного мира – важностью цитат и отсылок для оценки того, достоверна ли опубликованная информация, «Энциклопедия» тоже была построена на ссылках. Статьи этого огромного проекта ссылались одна на другую, чем укрепляли статус каждого текста сборника как абсолютно самостоятельного источника. Более того, авторов указывали под их именами, инициалами или шифром. Не все они были видными фигурами вроде Вольтера или Руссо, и Дидро даже писал с раздражением в 1768 г.:

…вдобавок к замечательным людям были другие, слабые, посредственные и совершенно некомпетентные. В итоге получилось беспорядочное произведение, в котором черновик школьника соседствует с шедевром, глупость – с высоким, а страница, написанная с силой, страстью, непорочностью, рассудительностью, разумностью и элегантностью, находится на обороте страницы тривиальной, непримечательной и убогой[73].

Но все же их статьи, по крайней мере многие, были основаны на проверенных источниках. Из примерно 140 известных нам авторов только около 20 получили гонорар. И самое замечательное: когда автор не указывался, это часто делалось для того, чтобы сделать статью более злободневной, а когда не указывался источник – для того, чтобы смелее цитировать запрещенные книги и даже вставлять фрагменты из них[74]. Потрясающе!

Да, проспект не был документом протеста, но все же стал им. Он стал манифестом «Энциклопедии», «Энциклопедия» – манифестом эпохи Просвещения, а сама эпоха Просвещения – манифестом, призывающим к свободе, равенству и справедливости, и этот призыв вдохновляет нас и сегодня.

Вселенная монстров, конечно, настигнет и ее тоже – но об этом позже.

* * *

Как у Тиндейла был Аарон Шварц, так и у Дидро был свой преемник, родственная душа из нашего времени: подвиг во имя свободы тянется к созвучному подвигу. Проспект, по важности сопоставимый с проспектом Дидро, появился в 1999 г.

В тот год Ричард Столлман из Массачусетского технологического института, хакер и активист, ратующий за свободное программное обеспечение, призвал к созданию всемирной онлайн-энциклопедии, охватывающей все области знания, и полной библиотеки обучающих курсов. Он также ратовал – что не менее важно для понимания отмеченной выше параллели и для того, чтобы нам было откуда черпать вдохновение, – за создание движения (он именно так и сказал: «движение»), которое способствовало бы их появлению, «подобного движению за свободное программное обеспечение, подарившего нам операционную систему GNU/Linux».