– Вот как? – проронила О-ха.
Надо бежать, немедленно бежать, подсказывал ей инстинкт.
– Да, сейчас я доберусь до вашего катера. Но, слово чести, вас я не трону, поняли?
Из его вислогубой пасти вместо слов вылетало нечленораздельное рявканье, но так говорят все охотничьи собаки – глотки у них словно чем-то забиты. По этому косноязычному выговору охотничью собаку можно сразу отличить от любой другой.
– Значит, ты нас не тронешь? – насмешливо фыркнул Камио. – Спасибо, приятель, ты очень добр. Прямо камень с души снял. Смотри только, как бы тебя самого не тронули. Сейчас ты не в лучшем положении: один неловкий шаг – и будешь пускать пузыри в трясине. А мы, лисы, легкие, можем на болоте хоть плясать. К тому же, как ты верно заметил, нас здесь двое. И мы здоровы и полны сил. А ты один, и, судя по твоему виду…
Но Хваткий, не слушая, уже добрался до палубы, попытался на нее вскарабкаться, однако сорвался и шлепнулся в грязь. Тем не менее он грозно прорычал:
– Что, рыжие бестии, вообразили, что справитесь с охотничьей собакой! Ха, не смешите! На своем веку я прикончил лис больше, чем шерстинок на ваших поганых трубах.
– Хвостах! – взвизгнула О-ха, которую это охотничье словечко заставило содрогнуться.
– Что? Хорошо, будь по-твоему, хвостах так хвостах. Мне без разницы. Только запомните хорошенько, – рявкнул он, – я смолоду привык убивать, перекусывать шеи и ломать хребты. Мои челюсти несут смерть. Мои зубы остры и крепки. Я жесток, свиреп и беспощаден. Я не знаю жалости. Лишь полугодовалым щенком я понял, что «убить лису» – это два слова, а не одно. Скольких лис я загонял и…
Тут он прервался, вновь попытавшись забраться на палубу, и снова упал. Запыхавшийся, обессиленный пес беспомощно распластался в грязи. В эту минуту и О-ха, и Камио не составило бы труда разделаться с ним: изнуренный голодом, Хваткий еле шевелился и со всех сторон его окружала вязкая трясина.
– Обещаю. Не трону вас, – выдохнул он. – Слово. Чести.
Хваткий смолк, чтобы немного перевести дух. Лисы не сводили глаз со своего жалкого противника. «Может, нам уйти отсюда? – спросил Камио у подруги. – У нас есть время, пока пес не очухается». Но О-ха считала, что оставлять столь удобное жилище, как катер, будет с их стороны неосмотрительно, – на болотах они вряд ли найдут более подходящий дом. Хваткий, полагала она, сейчас и цыпленка не загрызет, не то что лису.
И они не двинулись с места, хотя все нервы О-ха были натянуты и она наблюдала за собакой с тревогой и недоверием. Разумом она понимала, что опасности нет, но нутро ее восставало против столь близкого соседства с охотничьим псом. Она чувствовала: Камио тоже не по себе, хотя в зоопарке он жил рядом с могучими, злобными хищниками.
Наконец Хваткий отдышался, сделал еще одну попытку и оказался на палубе. Протиснувшись в кабину, он первым делом набросился на остатки лисьей пищи.
– Какая гадость, – бурчал он, с отвращением морща нос и с жадностью глотая кусок за куском. – Соленая дрянь. Хоть бы кусочек приличного мяса.
– Посмотри только на этого наглеца, – обернулся к подруге Камио. – Жрет, так что за ушами трещит, да еще и хает. Слушай, ты, давай-ка сам иди добудь себе приличного мяса. Мы не собираемся тебя угощать!
– Эй, не забывайся! – прорычал Хваткий. – Говори со мной повежливее! Иначе я шкуру с тебя спущу, рыжая бестия!
– Воздержись от подобных любезностей, – огрызнулась О-ха.
– Тебе что, не нравится, когда тебя зовут «рыжая бестия»? А как тебя назвать иначе?
В ответ Камио подскочил к псу и укусил его за нос.