Ангелы: Анабазис

22
18
20
22
24
26
28
30

Стиснув зубы, Михаил метался в центре каре, используя любую возможность всадить клинок в нападающих скопов. Так же поступали и тэра. Сперва пробиться удавалось нечасто. Магуры шли плотно, прилежно защищая своего Отца. Набрасывающимся на них охотницам один на один — да даже десять на одну! — не оставалось бы шансов, но в схватке, где врагов сотни, и новые прибывают на место выбывших с чёткостью подающего механизма обоймы, магуры выдержать не могли. И вокруг всё чаще взметались вверх фиолетовые крылья падающих защитниц и освобождалось пространство, в которое лезли скопы. Стервы-воины стягивались к Отцу, стремясь закрыть, но их оставалось всё меньше. А вход во Дворец, — большая чёрная дыра, посреди мелькающих звёзд и туманностей перед глазами, — был уже почти рядом, но всё равно — очень далеко, на расстояние десятка жизней, теряемых с каждым шагом.

Вкладываясь в бой, Михаил не глядел вперёд, туда, где шли Стратим и люди. Возможности не представлялось. Но нутряным знанием понимал, что они прошли. Должны были пройти. И теперь дело за ним. Потому без сомнений вкладывался в клинок. Рядом разрезала пространство долгими дугами катана друга. Зубров шумно выдыхал, подавая напряжение в удары. С другой стороны с размеренностью и стойкостью автомата работал ножом седой тэра. Он же сваливал из пистолета тех стерв, которым хватало ума и ловкости перепрыгнуть заслон магуров. Стрелял тэра отменно, как и колол. Пока не споткнулся на полдороге. Замер и стал рушиться.

— Черт! — Прошипел Медведев и подцепил рукой падающего. Не удержал. Пришлось упасть на колено, чтобы перехватить удобнее. Обшарил взглядом — ран не было. Крови много, но вся чужая. Раны не видно.

— Михалыч! — вспомнил старика по имени. Тэра не отозвался.

— Брось! — рявкнул Зубров, продолжая рубиться. — Он мёртв!

— Ран нет!

— Мёртв! Оставь!

— Своих не бросаю! — упрямо отозвался Михаил, подсаживаясь под упавшим.

Блеск стали возле корпуса скорее ощутил, чем увидел. Прянул в сторону.

— Мёртв! — повторил Зубров, с ноги вытаскивая катану из груди тэра. И тут же отвернулся, клинком отсекая налетевшей стерве полкрыла.

Михаил мгновение смотрел на лицо старика. Белое, в подтёках крови и пота. Под слипшимися седыми волосами. Лицо не сдавшегося старости человека. Рядом кто-то из «щитов» припал на колено и вытащил из руки мёртвого товарища пистолет. Тут же рявкнул выстрел. Сиреневое крыло царапнуло по спине. Михаил выгнулся, почувствовав, как лопнула ткань на плечах. А может, что и под тканью — не понял. Отпустив труп, встал. Возле него, помимо десятка воинов-стеры, осталось только трое тэра и Юрий.

— Двигаем! — Михаил перехватил рукоять ножа и бросился вперёд.

Магуры слажено рявкнули.

Злость — невероятная, чужеродная злость — закипела в крови. Он никогда не считал себя образцом терпимости и гуманизма, но без нужды старался в конфликты не ввязываться и на жестокость не идти, а теперь вдруг почувствовал, как кружит голову бешеное желание рвать и крушить. Мир сузился до зоны поражения. Голову залило кипящим оловом ненависти. К другу, к себе, к миру, заставляющему делать непотребное. И тело заработало, перемалывая эту ненависть через жернова движения. Яростного движения, на самом пределе возможностей. За доли секунды он вырвался вперёд, миновав своих телохранителей. И тут же понял, что не нужны ему они. Как живые щиты, как закрывающие собой существа — не нужны. Это он им необходим. Как смысл этой дороги. Потому и место его — впереди!

Скопы, попадающиеся на его дороге, отлетали, нелепо барахтаясь вооружёнными крыльями в попытке сохранить равновесие и не попасть под лезвия товарок. Пленить безумца, дико орущего и ищущего мясо, чтоб вонзить клинок, не просто. Да и догоняющие его клином магуры и люди давили и раздвигали противника, словно нос корабля тонкий ледок, не оставляя шанса на результативную атаку.

До чёрной дыры перехода оставалось совсем чуть-чуть. Там, охраняя вход и защищая людей и стерв, уже стояли Яромир и его люди. Да Батон затесался. Вроде не бог весть какой вояка по сравнению с тэра, но вот выдавить его за спины им не удалось.

Ор оглушил.

Михаил сбился, поднял голову, инстинктивно вжимая плечи. Потолка не было. Над ним висела тёмно-фиолетовая клякса. Нет, не висела — стремительно падала. Он дёрнулся в сторону, но мощный удар по загривку сшиб с ног. Полёт был короток, а приземление жёстким. Почувствовал, что воздух вышибло из груди и его самого смяло, словно человечка-оригами. Болью оглушило до кисло подступившей тошноты. Чьи-то лапы-руки, цепко захватили за корпус, руки, ноги и подняли в воздух. Скопы утаскивали его под потолок, подальше от людей. Сквозь приглушённый ор стерв и крики людей услышал короткий лай автомата.

Открыл глаза.

И сразу же закрыл. В лицо ударил тёплый ливень. Вознесение кончилось — раненные скопы выпустили его из лап. Снизу налетел ветер. И почти тут же Михаил врезался в податливую неровность. Повторная боль сдавила все ощущения до стремительно приближающегося к горлу комка ярко-горящей кислоты. Не открывая глаз, повернулся на бок. И свалился с туши, на которую упал. Вырвало. От спазма пошла новая волна боли. Остро и жарко сдавило бока. Закипела голова. С трудом поднялся на колени и локти, сослепу ткнувшись лицом в тёплую лужу под собой. С двух сторон схватили за подмышки и потащили, словно неживого. Кто? — он не понял.