Михаил устало откинулся спиной на высокую ступеньку. Матерью её сделать предстояло ему. Огляделся. Тэра спешно собирались на выход. Полынцев и Родимец суетились возле Катько, помогая «мечам» его пеленать. Маугли толково распоряжался предоставленными «мечами», должными нести Яромира. Там — десятиминутная готовность и дорога домой. А здесь — только Он и Она. Вдвоём. И не о чем говорить… Просто не о чем. Стерва и человек. Мать и Отец. Михаил сцепил руки в замок. Он уже знал, как это будет. Один контакт, в котором, борясь с собой и тупо повторяя «договор, договор, договор», он на время вынудит себя забыть Наташу, забыть родную землю, забыть себя и то, что женщина, которую обнимает, даже не человек. Вот он — супружеский долг! А потом… Потом они иногда будут встречаться и даже разговаривать. Потому что без этого настанет абсолютная пустота, за которой начнётся падение в безумье. Они станут говорить друг другу слова, смысл которых понимают по-разному. Но — лишь бы говорить, заполняя вакуум между двумя разными и чужими, по сути. Говорить о бегущем вне каменных стен ветре. О том, каким бывает снег. Каким было прошлое. Как спалось и что снилось ночью. Хотя, нет. О том, кто приходит во снах, он рассказывать не захочет. Это останется только его тайной. Стратим — умная стерва, а значит, она не спросит, подразумевая ответ. И он будет просыпаться среди ночи и смотреть в серый потолок. Он будет бредить невозможность дотянуться до своего мира… Словно похороненный заживо.
— А почему дуб? Я думала, это будет медведь, — Стратим повернула к нему лицо, прижавшись к коленям щекой. Бесцеремонная прядка прикрыла припухлость губы, с ещё не поджившими шрамами последнего боя.
— Почему? — Михаил растерялся. — Действительно, почему?
Ничего путного в голову не приходило.
— Дуб — символ древний, — нахмурилась Стратим. — Мудрость и сила. Он встаёт там, где уже росли другие деревья. Он приходит на смену тогда и там, где не остаётся надежды. И поднимает рощи. Он впитывает память земли и передаёт её небу и всему живому. Сильный символ. Рода.
— Ну, вот… — Михаил натянуто улыбнулся. — Ты о нём знаешь больше меня.
— Знание — не чувство, — скупо пожала она плечами. — Я знаю, а ты чувствуешь. Знание — отражение происходящего, знание — взгляд извне. Холодный и беспристрастный. В нём есть ответы на все вопросы, но нет действия. И знание ничто не значит, когда приходит чувство. Приходит как буря, ломающая крылья. Чувство не ждёт ответов и отметает чужой опыт. Чувство — это ты и только ты. Это единственно сокровенное, сидящее в душе как её сердцевина и стержень. Без чувства сущность мертва. Но знание и чувство вечно спорят за существо…
Стратим сидела, не шевелясь. Даже волосы лежали на плечах спокойно, едва шелестя концами змееголовых прядей. Глаза, напоминавшие колодцы, из которых можно разглядеть звёзды, смотрели уныло. Словно не кружила голову победа, не преклонялись бывшие враги, не был рядом тот, кто ценился выше сокровищ.
Раскрыв ладони, Михаил вгляделся в линии судеб под свежими шрамами. Линии тянулись длинными морщинами от края до края. Слишком длинными. И мало в этом оставалось радости. Долгая жизнь для двоих вместе… Наверное, потом они научатся разговаривать так, чтоб оставаться вежливыми и спокойными, не тревожа омуты душ друг друга. Возможно, сумеют даже улыбаться, произнося банальности. Смеяться вымученным шуткам. Радоваться тому, что есть. Помнить о своём долге и верить, что так нужно. Ради Гнезда. Ради Договора. Ради… Только потому она пошла на то, что ранее стервам казалось невозможным, оставив Отца без спасительной иллюзии, а себя — без его любви. А он… А он поступился собой.
Линии на ладонях тянулись и тянулись, грозя стать бесконечными. И напоминали переплетающиеся корни деревьев.
— У неё дочь и сын, — тихо сказала Стратим.
— Что?
Он выпрямился, мгновенно поняв, о чём идёт речь.
Королева отвернулась.
— У неё дочь и сын, — повторила она глухо. — Через полгода они выйдут из лона как дети любви. Хранители душ наградят девочку способностями к творению миров, а мальчика — талантом ведущего армий. Матери предстоит следить за созреванием своих чад и направлять их. Если Мир будет к ним благосклонен, а Храм сумеет сохранить их там, где время начинает течь вспять, то жизнь их станет благодеянием Предела Людей…
Михаил сжал кулаки и зажмурился. Напряжение внутри стиснуло тихий дубок в предгрозовом безветрии. Лишь сердце не слушалось — стучало и стучало, наращивая темп и вбивая в сосуды тугие приливные волны, бегущие по телу, тукающему в такт пламенному мотору. Знать будущее… Но главное — знать, теперь уже по-настоящему твёрдо знать, что Наташа носит в тугом животике его детей. И пусть отныне только во снах и мечтах можно прикоснуться к тёплой упругой коже и, защищая, накрыть ладонями… Главное он уже знает. Теперь у него появилось ещё одно будущее. Будущее, в котором можно мечтать о том, какими вырастут дети, думать каждую минуту, чем они занимаются в этот момент, как выглядят, что говорят, как шалят и познают мир. Теперь там, где зияла чёрная дыра памяти, возникнет новая галактика надежды и уверенности. Да, эти дети вырастут без него, под опёкой других людей, смотря на примеры неизвестных ему мужчин, но… Главное в том, что они будут. Он — будет. В них.
Открыл глаза. Стратим сидела всё также недвижимо. Она прекрасно понимала, какой пожар разжигает в нём. И какое тихое счастье вкладывает в душу. Захотелось погладить блестящие волосы и поблагодарить за драгоценный подарок. И отвагу, презревшую риск потерять его, ушедшего блуждать в мир фантазий.
— Девонька…
— Уходи, Отец.
Напрягся, словно горлом налетел на выставленный клинок. Таковым жёстким и острым оказалось брошенное слово. Вдохнул побольше воздуха, чтоб прекратилась бешеная пульсация в висках и рассудок прояснился. Полегчало. И только теперь стал понятен смысл высказанного. Поразительный, невозможный, сметающий с таким трудом выстроенные внутри переборки, позволяющие держать за границей тоску и безнадёжность. Одно слово заставило заколыхаться, казалось, незыблемые представления о будущности своей и окружающего пространства. И музыкой ветра запела крона над сердцем.
ebooksa